Андрей Ганин
http://orenbkazak.narod.ru/PDF/Nosovich_whites.pdf?fbclid=IwAR3mLWEVkSASx8ksl_3cQ_KOGB5xZg_KFxJqt_dJd3xP90xVPgKsIGfKG1c «КВИНТЭССЕНЦИЯ КРЕТИНИЗМА»
АНТИБОЛЬШЕВИСТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ
НА ЮГЕ РОССИИ В ОЦЕНКАХ
БЕЛОГО АГЕНТА В КРАСНОЙ АРМИИ
ГЕНЕРАЛА А.Л. НОСОВИЧА
АННОТАЦИЯ
В статье на основе документов обнаруженного во Франции архива генерала
А.Л. Носовича проанализировано восприятие им порядков, установленных
белыми на Юге России. Генерал Носович был белым агентом в Красной армии,
затем дезертировал и предоставил белым важные оперативные документы.
Однако командование Донской армии встретило перебежчика с недоверием,
в результате чего ценные материалы оказались не использованы, а конфиденциальная информация о бегстве генерала вместо пленения стала достоянием
широкой общественности, что, по мнению Носовича, повлекло гибель оставшихся в Советской России его соратников.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Гражданская война; Белое движение; Всевеликое войско Донское; офицерство; А.Л. Носович.
Н
ЕДАВНО ОБНАРУЖЕННЫЙ автором этих строк во Франции уникальный архив крупного белого агента в Красной армии генералмайора Анатолия Леонидовича Носовича позволил ввести в научный оборот материалы его интереснейших воспоминаний1
. В них
1 Подробнее см.: Ганин А.В. «Комиссар, вы арестованы. Шофер, полный ход вперед, в Козловку,
прямо к казакам!» История дезертирства помощника командующего советским Южным фронтом А.Л. Носовича из Красной армии // Клио (Санкт-Петербург). 2017. № 1 (121). С. 165–175; Он
же. Анатолий Носович: «Я мог сдать Царицын белым...» Противостояние белых подпольщиков
и И.В. Сталина в штабе Северо-Кавказского военного округа // Родина. 2017. № 7. С. 118–121; Он же.
Бывший генерал А.Л. Носович и белое подполье в Красной армии в 1918 г. // Журнал российских
содержатся негативные оценки советских реалий и большевистских
деятелей, что вполне понятно в силу резкого антибольшевизма мемуариста. Однако особенно ценно то, что не менее жесткие высказывания
относятся и к противоположному лагерю — деятелям Белого движения
на Юге России (донского казачества, Добровольческой армии) и, в целом, к порядкам, сложившимся у белых. При том, что антибольшевистский лагерь, вполне естественно, воспринимался мемуаристом как свой
(посвященная белым книга развернутой редакции воспоминаний так
и названа — «Свои»).
24 октября 1918 г. помощник командующего советским Южным фронтом А.Л. Носович дезертировал из Красной армии и перешел на сторону
донских казаков, захватив оперативные документы. Казалось бы, высокопоставленный перебежчик и активный сторонник белых должен был дать
благоприятную характеристику представителям близкого ему лагеря. Однако оценки оказались диаметрально противоположными. С чем это связано?
Резко негативные суждения Носовича обусловлены тем вопиющим
обстоятельством, что донское казачье и добровольческое командование
в силу неналаженности связи с подпольем в РККА и обмена информацией о действующей агентуре, внутренних противоречий и ограниченности
мышления встретили перебежчика с пренебрежением и недоверием, не
сумели оценить предоставленные им важные оперативные данные и не
воспользовалось ими, а самого Носовича заключили под арест.
На страницах мемуаров Носович сполна излил свое возмущение
и даже недоумение недальновидностью белых генералов. Свидетельство
перебежчика представляет немалый интерес, поскольку о пороках Белого движения вполне искренне рассуждал ярый антибольшевик, отнюдь
не стремившийся возводить напраслину на белых и к тому же имевший
возможность сравнить эффективность устройства противоборствующих
режимов.
Краткая редакция воспоминаний Носовича начинается с печальной
зарисовки: «Сейчас слышу смену часовых: “Под сдачей состоят три строго арестованных лица…” — монотонно гнусит молодой казачок…
и восточноевропейских исторических исследований. 2017. № 2 (9). С. 6–34; Он же. Арест и освобождение сотрудников штаба Северо-Кавказского военного округа в августе 1918 г. // Журнал
российских и восточноевропейских исторических исследований. 2017. № 3 (10). С. 32–51; Он же.
И.В. Сталин в мемуарах белого агента в Красной армии генерала А.Л. Носовича // Политическая история России: Прошлое и современность. Исторические чтения. Вып. XV. «Гороховая, 2».
СПб., 2017. С. 190–199; Он же. Воспоминания генерала А.Л. Носовича о работе белого подполья в
1918 году // Исторические чтения на Лубянке. Отечественные органы безопасности: история
и современность. М., 2017. С. 89–98; Он же. Воспоминания белого агента в Красной армии генерала А.Л. Носовича: характеристика и проблема верификации источника // Отечественные
архивы. 2018. № 1. С. 67–77.
Эти три арестованных: захваченный мною в плен во время моего побега из
“Совдепии” от большевистского правительства комиссар Бутенко Петр Александрович раз; мой адъютант подпоручик Садковский Лев Сергеевич, правая рука
и активный исполнитель побега два; и я, Ваш покорный слуга, генерал-майор Носович Анатолий Леонидович, небезызвестный русский спортсмен по многим отраслям спорта (родной брат знаменитого знатока чистокровной лошади Сергея
Леонидовича Носовича) три. Подробности моего побега и объяснения, как я попал
в положение строго арестованного, будут предметами особой главы под заглавием “Два побега”, но уверяю моего читателя, да будет он доверчив, что я “строго
арестован” по многим “строго национальным” времен удельно-вечевого периода
недоразумениям»2
.
Непосредственно взявшие Носовича в плен казаки отнеслись к перебежчику доброжелательно. Тем более что на груди перебежчика был заметен сохраненный им в Советской России орден Св. Георгия 4-й степени.
При этом, если верить мемуарам, он потребовал от командира пленившей
его сотни распространить информацию о своем захвате вследствие порчи автомобиля, чтобы не подвергнуть опасности тех сотрудников, которые
остались в Советской России.
Носович испытал облегчение после нервного перенапряжения подпольной работы: «Первый раз со дня ужасной русской революции я чувствовал себя
в старой родной России. В первый раз я спокойно ел “свободный хлеб” русского пахаря. В первый раз со дня моего отъезда из Киева я отдыхал всем моим существом»3
.
Чтобы не терять драгоценного для судьбы оперативной информации
времени, перебежчик отправился в вышестоящий штаб, стремясь затем как
можно скорее добраться до штаба Донской армии в Новочеркасске. Доброжелательной была встреча и в штабе Верхнедонского полка, где Носович
взял расписку о своем добровольном прибытии к казакам, которая позднее
ему пригодилась.
До находившегося при штабе полка штаба командующего войсками
Северо-Западного района Донской армии (должность командующего временно исполнял полковник Г.С. Рытиков) включительно прием Носовичу
оказывался доброжелательный и деловой. Далее на поезде перебежчик со
спутниками отправились в донскую столицу — Новочеркасск. Однако последующие встречи оказались не столь радушными.
Интересны наблюдения Носовича, сделанные по пути. Так, вечером
25 октября он со спутниками проезжал скопление неказачьих офицеров.
На вопрос генерала, не Добровольческая ли это армия, сопровождавший
его хорунжий Белоусов с презрением ответил: «Это еще похуже… Это форми2 Bibliothèque de Documentation Internationale Contemporaine (BDIC). F. Nossovitch. F Δ rés 843.
Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов. С. I. 3 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (7) (4). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов России.
Кн. 4. Ч. 4. Гл. 1. С. 2.
руется армия генерала Иванова… Монархисты… По вечерам “Боже, Царя храни”
поют. Но этот номер им не пройдет. Мы, казаки, этого не допустим…»4
Речь
шла о монархической Южной армии генерала от артиллерии Н.И. Иванова,
формировавшейся на Дону. Разумеется, услышанное шокировало монархиста Носовича, он начал спорить, но вскоре понял, что казаки борются не за
старый порядок, а за независимость Дона.
В Новочеркасск Носович со спутниками ехал на поезде. Им было предоставлено отдельное купе, к которому приставили часового. Путь до Новочеркасска проделали за трое суток. Но по прибытии перебежчиков отправили на гауптвахту. Генерал начал всерьез опасаться негативного исхода
своего побега.
На гауптвахте произошла встреча с прежним сотрудником Носовича
прапорщиком Никитиным, по заданию генерала перепутавшим шифры
и бежавшим от красных ранее. Никитин был известен как представитель
правых монархических организаций, но тем не менее у казаков также оказался узником гауптвахты, в которой ко времени приезда группы Носовича
провел более месяца. Увидев Носовича, Никитин поначалу испугался, что
город взяли красные.
Носович грустно иронизировал: «Солдатский паек. Голые нары. Узелок грязного белья под головой. Рваная шинель, и на подстилку, и чтоб прикрыться. Сырая
нетопленная камера в конце октября: такова была всевеликая5
благодарность за
срыв серьезной операции большевиков. Поистине: “Когда Бог наказать захочет, то
разум отнимет”. Так и во время общего для всех нас несчастья Великой России, все
ее части самые русские, самые коренные только и мечтали стать: непременно
отдельными и непременно всевеликими… Всех местных руководителей полностью
охватила лавромания главнокомандования… министерская лихорадка… Совсем исключительная гордость собственной территории, и все это венчалось исключительной жаждой власти над жизнью себе подобных»6
. Надо сказать, несмотря на
излишнюю эмоциональность, эта оценка близка к действительности.
Белый разведчик надеялся, что в штабе Донской армии его информации
будет придано должное значение. Однако этого не произошло. В Новочеркасске генерал был принят начальником штаба Донской армии генералмайором И.А. Поляковым, к которому пришел с двумя портфелями оперативных документов. Первой же фразой Поляков заявил, что Носовичу его
портфели не помогут и что он будет расстрелян. Носович помнил и о данном захваченному им комиссару штаба 8-й армии П.А. Бутенко честном
слове сохранить ему жизнь, однако упоминание об этом вызвало настоя4 BDIC. F. Nossovitch. F Δ r.s 843. Box 1. (1) (7) (4). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов России.
Кн. 4. Ч. 4. Гл. 1. С. 4. 5 Аллюзия на Всевеликое войско Донское. 6 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (7) (4). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов России.
Кн. 4. Ч. 4. Гл. 2. С. 6.
щее бешенство генерала Полякова. Впоследствии, уже после оправдания,
Носович, рискуя, обратился к командующему Донской армией генераллейтенанту С.В. Денисову с рапортом о судьбе Бутенко. Как выяснилось,
белые казнили комиссара, а Носович не смог ничем помочь.
После резкого разговора с Поляковым, сопровождавшегося требованием
к Носовичу снять с груди орден Св. Георгия, перебежчик был возвращен
на гауптвахту. Поляков предполагал расстрелять самого агента и его спутников без суда. Носович позднее отметил, что был далек от той «квинтэссенции кретинизма», с которой столкнулся у белых: «Встреча меня не
побаловала. Что я перенес в Новочеркасске, это можно резюмировать коротко.
Если в марте жизни моей угрожала опасность от ярости неразумной черни большевистских банд, то в октябре, будучи принят сердечно теми, которые поняли
только мой порыв, быть может для них это было просто актом раскаяния, на
верхах же казачьего управления я нашел не только бессердечие (у кого сейчас сердце
имеется), но ничем не объяснимое тупое упрямство в направлении уничтожать
и отказ использовать…»7
Сравнивая советские допросы и суды с этой беседой, генерал приходил
к неутешительным для белых выводам. В красном лагере его судили прямые
враги, целью которых было разоблачение белого подпольщика. Как люди
гражданские, большевики часто ошибались, что было выгодно Носовичу.
При этом они оставались вежливы и логичны в вопросах и выводах, относились к Носовичу, возможно, как к скрытому противнику, но с уважением.
Совершенно иной, глубоко оскорбительный характер носила беседа в штабе
Донской армии. Не зря содействовавший подпольщикам начальник разведывательного отдела штаба советского Южного фронта З.Б. Шостак говорил
супруге Носовича: «Мировоззрение генерала для меня не тайна. Но если он попадет на ту сторону, то пусть не думает, что ляжет на розы»8. Такое отношение
донского командования генерал не без оснований назвал «белым самоубийством», отмечая отсутствие государственных голов в руководстве белых.
В штабе Донской армии Носович встретил своих товарищей по гвардейской кавалерии. Перебежчик заявлял: «Да поймите же вы; надо же быть абсолютными тупицами, чтобы не понять: будучи у большевиков, на самом деле я и
мои помощники были на службе Добровольческой армии, в ее московской контрреволюционной организации. Я же вам, казакам, целый июль месяц Царицын на
блюдечке подносил, но не вашему же Мамонтову Царицын взять»9. Действия
белого командования он охарактеризовал как «величайшее преступление
против России».
7 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов России.
С. 41. 8 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (7) (4). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов России.
Кн. 4. Ч. 4. Гл. 3. С. 13. 9 Там же. С. 14.
Белые генералы не одобряли участие офицеров в антибольшевистском
подполье в рядах РККА, считая такую работу нецелесообразной10. Постфактум Носович отмечал, что, если бы знал о неодобрении этой работы белым
командованием, не стал бы и рисковать на протяжении полугода: «Полагаю, что теперешнее недоразумение зависит от плохой связи с центром.
Когда я на полевом суде слушал показание полковн[ика] [Б.А.] Страдецкого, законченное так: “В августе месяце я докладывал генералу Деникину
о службе генерала Носовича и других лиц. Главнокомандующий знал об их
деятельности, но не одобрил этой работы”. “Что Вы имеете сказать по существу этого показания?” — спросил председатель в[оенно]-полевого суда.
“Только одно”, — ответил я. “Если бы я знал, что таковая работа, которая в
Москве считалась наиболее опасной, трудной, ответственной и, если хотите, почетной, неугодна командованию Добровольческой армии, то я, конечно, не взялся
бы за нее, это раз; а второе, вероятно, и сама организация перестала бы давать
таковые опасные поручения”. Вот мое искреннее мнение и мой ответ далеко до
того времени, как я за свою работу в административном порядке был изгнан из
пределов той армии, на пользу которой я принес не одну часть моего здоровья
и принадлежать к составу которой я стремился со дня ее основания. Последними
моими словами были, есть и будут следующие: “Мне приказали — я повиновался. Донское войско судило меня, но я был оправдан военно-полевым судом. Но я с
чувством собственного достоинства всегда скажу — они не имели права судить
меня. Я громко требовал отправить меня в Добровольческую армию, к составу
которой я считаю себя принадлежащим. В Новочеркасске совершили надо мной
насилие. Здесь же я громко требую самого строжайшего следствия по моему делу
и, если будет необходимо, то не только, не дрогнув, стану перед военно-полевым
судом, но и найду достаточно силы и мужества, чтобы быть довольным каждым
его приговором. Но здесь я также буду протестовать всеми силами моей души
против административного способа решения моего дела. Я заранее уверен, что в
Добровольческой армии правда есть и она восторжествует”»11.
10 Эта позиция была впоследствии изложена генералом А.И. Деникиным в «Очерках русской
Смуты»: «Московские Центры поощряли вхождение в советские военные учреждения и на командные
должности доверенных лиц, с целью осведомления и нанесения большевизму возможного вреда. Я лично
решительно отвергал допустимость службы у большевиков, хотя бы и по патриотическим побуждениям. Не говоря уже о моральной стороне вопроса, этот шаг представлялся мне совершенно нецелесообразным. От своих единомышленников, занимавших видные посты в стане большевиков, мы решительно
не видели настолько реальной помощи, чтобы она могла оправдать их жертву и окупить приносимый
самим фактом их советской службы вред. За 2 1/2 года борьбы на Юге России я знаю лишь один случай
умышленного срыва крупной операции большевиков, серьезно угрожавшей моим армиям. Это сделал
человек с высоким сознанием долга и незаурядным мужеством; поплатился за это жизнью. Я не хочу
сейчас называть его имя» (Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. М., 2003. Кн. 2. Т. 3. Белое движение
и борьба Добровольческой армии. С. 548). Речь шла о бывшем генерале В.И. Селивачеве (подробнее см.: Ганин А.В. Последние дни генерала Селивачева: Неизвестные страницы Гражданской
войны на Юге России. М., 2012. С. 183–184). 11 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов. С. 41–42.
Носович с возмущением отмечал: «Меня, добравшегося, сравнительно благополучно, до Новочеркасска с момента приезда туда ожидали величайшие разочарования и переживания»12. По свидетельству Носовича, казачье командование
собиралось его расстрелять без суда: «Благодаря многим обстоятельствам мне
известны мельчайшие подробности моей колеблющейся участи. Отлично знаю,
что был момент, когда человек, весьма высокий, заявил хлопотавшим за меня:
“Спасения нет, надежды никакой. Я ничего сделать не могу. Будет расстрелян без
суда”. Я полагаю ни атаман13, ни генералы Денисов, ни Поляков этого отрицать
не будут. Какой непроходимый ужас — расстрел без суда человека, который лично
передался в руки, привез массу таких сведений, которые не снились высшему командованию и который громко заявляет: “Я уполномочен такими-то и такими-то
организациями на эту работу”. Ноль внимания: нежелание дать веры ни на грош.
Нежелание затрудниться. “Стреляй!” Это полное отсутствие того, что принято
называть “государственность”. На первом допросе, наглейшем по тону, который вел
сам начальник штаба, когда я увидел, что со мной обращаются даже не так, как
с неприятельским перебежчиком, я требовал отправки меня в Добр[овольческую]
армию, как к ней по смыслу моего уполномочения принадлежащему. Генер[ал] Поляков ответил: “Мы и простых казаков за работу у большевиков расстреливаем,
а Вас и подавно”. Я совершенно правильно возразил: “Я-то не казак. Своих вы можете хотя бы четвертовать”. Наивысшим криминалом на допросе было якобы
нахальное мое поведение. Что ж, мне надо было стоять перед казачьим командованием на коленях? Мне, подготовившему для них падение Царицына в августе,
который они не взяли из-за личной политической ситуации со своим “кругом”. Мне,
сорвавшему приготовленную против них балашовскую августовско-сентябрьскую
операцию. А это общее дело, общая цель? Давши им новейшие данные14 и умолявший
их 14-го возможно скорее переслать их в Добр[овольческую] армию — они таковые
не переслали по всем наведенным мною справкам еще к 5 ноября. Я вел себя так, как
мне подсказывало чувство моего достоинства и как вел бы себя каждый, сознающий
себя абсолютно не только правым, но и заслуживающим хотя бы простого русского
“спасибо”. Вместо него я, оправданный военно-полевым судом, получил от казачьего
командования “высылку из пределов Всевеликого…”»15
За перебежчика в Новочеркасске через лично знавшего его генерал-лейтенанта А.П. Богаевского (занимал тогда должность председателя совета
управляющих отделами донского правительства и управляющего отделом
внешних сношений) хлопотала сноха основоположника Добровольческой
армии генерала от инфантерии М.В. Алексеева. На гауптвахту приезжал
12 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов. С. 45. 13 П.Н. Краснов. 14 В машинописном варианте далее — «полное боевое расписание войск, действующих на Кавказском
фронте» (BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов.
С. 58). 15 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов. С. 45.
личный адъютант Богаевского сотник А.М. Жеребков. Возможно, сыграли
свою роль противоречия донского и добровольческого командования. Как
известно, Богаевский ориентировался на последнее. Однако его хлопот для
отмены расстрела оказалось недостаточно.
Носовича возмущал сам тон допроса и холодный прием у казаков. Рисковавший жизнью белый агент содержался в заключении на гауптвахте
вместе с офицерами, совершившими различные дисциплинарные проступки, что воспринималось им после всего пережитого у красных как незаслуженное оскорбление. Генерал уже обдумывал варианты побега, но его
спасло стечение обстоятельств. На гауптвахту за пьянство попал и оскорбил
там Носовича адъютант полковника Б.А. Страдецкого поручик Российский,
за что генерал его ударил. Освободившись, этот офицер пожаловался своему
шефу на генерала, которого собирались расстреливать. Между тем именно Страдецкий знал о подпольной работе Носовича и смог понять, о ком
идет речь. К арестанту незамедлительно приехали Богаевский, Жеребков и
Российский. В итоге невиновность перебежчика была подтверждена, а расстрел заменили на экстренное дознание и суд.
К сожалению, в воспоминаниях Носовича присутствует путаница в датах. В частности, отмечено, что сам мемуарист со спутниками были арестованы 14 ноября, а кормить их начали только 18-го, выдавая солдатский
паек за деньги. Однако из хронологии пребывания Носовича у белых такие
датировки никак не следуют. Можно предположить, что речь шла о событиях октября, указанных по старому стилю. В этом случае это 14 (27) октября
и 18 (31) октября, что укладывается в реконструируемую нами последовательность событий.
Спать арестантам приходилось на нарах в сырой камере. После подтверждения показаний Носовича генералу и его адъютанту было предоставлено
право прогулок в коридоре, однако квалификация перебежчика осталась
невостребованной: «Но самое главное я, в совершенстве знавший фронт большевиков, рвался на работу, рвался, хотя бы в кабинете, сидя за картой, принести
необходимую пользу. Понятно, что обстановка камеры и ожидание расстрела
без суда не могли дать ни обстановки, ни спокойствия для необходимой работы.
Я умолял дать мне возможность таковой, но раз не хотели, вопрос другой. Хотя
без сомнения вся операция Бобров — Лиски разыгралась на основании моих данных.
Сколь лучше была бы она проведена, если бы я, знающий Сытина и всю обстановку, имел бы доступ к настоящим сводкам. Но “была бы честь предложена, а от
убытка Бог избавит!”. Вероятно, знаменитое суворовское изречение о том, что
дорого на войне, не особенно беспокоило казачье управление. Им надо было отбыть
номер»16. Такая характеристика с учетом известных по другим источникам
особенностей донского командования представляется справедливой.
16 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов. С. 47.
Чтобы не терять драгоценное время, Носович приступил к составлению
доклада о своей деятельности, который, работая практически безостановочно, написал за неделю. Кроме того, он подготовил доклад о положении
офицерства в Советской России. Параллельно шло следствие по его делу.
Был потерян почти месяц (по свидетельству Носовича, 25 суток) для учета
доставленных перебежчиком оперативных данных.
Носович вспоминал, что не прислушался к советам друзей не беспокоить командующего Донской армией генерала С.В. Денисова и написал тому
рапорт с просьбой ускорить разбор дела и скорее привлечь отправителя
к активной работе. Денисов наложил на рапорт издевательскую резолюцию: «Ложь, нахальство. Объявить господину Носовичу, что он только пленник
Вс[е]в[еликого] В[ойска] Д[онского] и никто больше. Я знаю за ним такие художества, каких он сам не подозревает»17. Похожий рапорт был составлен и на
имя главнокомандующего Добровольческой армией генерал-лейтенанта
А.И. Деникина, однако отправлен не был.
У белых Носович столкнулся со многими негативными явлениями.
Перебежчика поразила «лавромания» белого командования, исключительная жажда власти различных начальников, отсутствие государственного
мышления, зашоренность сознания, казачий сепаратизм и чванство, неприязненные отношения добровольческого и донского командования. Их
систему он даже называл аналогичной большевистской.
О донском атамане П.Н. Краснове, известном писателе, перебежчик отозвался резко: «Очевидно, что хорошо писать романы фельетонного характера,
это еще не значит хорошо управлять целой областью в столь трудное и сложное
время. Возгордиться своей силой и всевеличием можно, но это надо было делать
серьезно и не забывать, что Донское, заслуженное под русскими знаменами, всевеличие могло прочно опираться лишь на великую Россию, а не на временный успех
немецких штыков или на мечты о будущей самостоятельности»18. Руководителей донского казачества того периода, генералов П.Н. Краснова, С.В. Денисова и И.А. Полякова, Носович без обиняков назвал людьми ограниченными, тупицами и слепыми головотяпами, лишенными государственного
мышления. По его оценке, это сепаратисты, хозяева «всевелико-микроскопической территории», те, кто стремился рвать страну на части. Упрек Носовича белым генералам был резким, но точным: «Вы, “самоеды”, расстреливали своих… И сдали Россию»19.
Подытоживая негативную характеристику белого командования, Носович цитировал слова Л.Д. Троцкого, переданные спасшимся от расстрела
17 BDIC. F. Nossovitch. F Δ r.s 843. Box 1. (1) (2) (1). Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов. С. 47. 18 BDIC. F. Nossovitch. F Δ rés 843. Box 1. (1) (7) (4). Носович А. Л. Шесть месяцев среди врагов России.
Кн. 4. Ч. 4. Гл. 4. С. 17. 19 Там же. Гл. 5. С. 23.