https://lenta.ru/articles/2020/03/12/rna_1940/?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com «Чувства наши всецело на стороне финнов»
Почему в Зимнюю войну русские люди воевали против советских 
Красноармеец в лагере для военнопленных около финского города Карвиа. 6 января 1940 года
Фото: SA-kuva
80 лет назад, 12 марта 1940 года, в Москве был подписан мирный договор между СССР и Финляндией, завершивший краткосрочную, но ожесточенную и кровавую войну между двумя соседними государствами. Малоизвестный факт — в ней на финской стороне участвовали в том числе и наши соотечественники. Как такое могло случиться? Зачем русские белоэмигранты предлагали свою помощь фельдмаршалу Маннергейму? Почему бывший премьер-министр Александр Керенский едва не стал главой «альтернативного русского правительства» в Финляндии? Как сын его предшественника Петра Столыпина пытался спасти пленных красноармейцев, а беглый секретарь Сталина за три года до власовской РОА (Русская освободительная армия) создавал из них вооруженные отряды Русской народной армии для борьбы с советской властью? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук, доцент Свято-Филаретовского православно-христианского института (Москва) Кирилл Александров.
Гражданская война-продолжение
«Лента.ру»: Зачем после начала Зимней войны некоторые деятели белой эмиграции предложили свои услуги правительству Финляндии? Разве их не смущало, что в таком случае русские станут убивать других русских, да еще под флагом чужой страны?
Кирилл Александров: В бессмертном фильме Анджея Вайды «Пепел и алмаз» есть сцена, в которой показан допрос в органах госбезопасности «народной» Польши молодого бойца отряда Армии Крайовой, захваченного чекистами. Между ними происходит диалог такого содержания. Чекист спрашивает: «Что ты делал во время [Варшавского] восстания?» Боец отвечает: «То же, что и все: стрелял в немцев». Разговор продолжается: «А сейчас в поляков? — А вы по воробьям?» Что тут еще скажешь?
Гражданская война у нас не закончилась с отступлением белых армий за российские границы в 1919-1922 годах. Об этом откровенно заявлял соратникам на заседании Политбюро 3 января 1925 года Генеральный секретарь ЦК РКП(б) Иосиф Сталин: «Мы до полной ликвидации Гражданской войны далеко еще не дошли, и не скоро, должно быть, дойдем». На дворе был разгар нэпа — самый сытый и благополучный год в истории советской деревни — а Сталин всерьез рассуждал о том, что большевики не скоро дойдут до завершения Гражданской войны. Однако его точка зрения выглядела логичной и последовательной.
Это почему?
В основе большевизма лежала доктрина классовой борьбы, в процессе которой вся власть и собственность в завоеванной ленинцами стране постепенно переходили в руки секретарей и ответственных работников партийного аппарата — номенклатуры Коммунистической партии.
И захваченные позиции им требовалось удерживать любой ценой, так как потеря власти означала не только потерю собственности и привилегированного положения, но и представляла смертельную опасность для жизни сотен тысяч номенклатурных работников и активистов
В 1925 году большевистской партии, удерживавшей командные высоты в экономике, еще только предстояло подавить нэпманов, остатки «эксплуататорских» классов, и самое главное — многочисленное полусвободное крестьянство, непрерывно порождавшее, по марксистской схеме Сталина, капиталистов и кулаков. А крестьяне тогда составляли более 80 процентов населения страны. Поэтому Гражданская война, а точнее, война номенклатуры ВКП(б) за удержание власти, собственности и создание в СССР системы принудительно-крепостного труда предстояла долгой и кровавой.
В середине 1927 года в СССР насчитывалось около 200 тысяч заключенных, а к 1 января 1935-го — более миллиона (без раскулаченных в «кулацкой ссылке»). Количество заключенных в концлагерях ОГПУ (с 1934 года — НКВД СССР) выросло более чем в семь раз: с 95 тысяч человек в январе 1930-го до 725 тысяч в январе 1935-го. К 1 января 1939 года в лагерях, тюрьмах, колониях и на этапах находились примерно два миллиона человек, в том числе около 700 тысяч «контрреволюционеров» (для сравнения: в 1911 году в царской России насчитывался 1331 политический заключенный, не считая ссыльных). Еще около миллиона раскулаченных и членов их семей содержались в гулаговских трудпоселках в еще более худших условиях, по сравнению с лагерными. Таким образом в 1939 году в СССР в местах лишения свободы содержались около трех миллионов человек (1,8 процента всего населения). Из них примерно 55 процентов (1,6 миллиона) следует считать жертвами политических репрессий сталинского государства.
За период с 1930-го по 1939 годы в СССР органы ОГПУ — НКВД расстреляли, по официальным данным МВД (на декабрь 1953 года), более 724 тысяч «контрреволюционеров», в большинстве своем жителей сел и деревень, переживавших или переживших коллективизацию. За тот же период в лагерях и тюрьмах погибли около полумиллиона заключенных, на этапах депортаций и в местах принудительного расселения — около миллиона раскулаченных и членов их семей, от голода в 1932-1933 годах — почти семь миллионов крестьян. Таким образом в 1930-е годы жертвами сталинской социальной политики стали более 8,8 миллиона граждан СССР, в первую очередь крестьян и колхозников, «бывших» людей, казаков, представителей православного духовенства и активных мирян.
«На их родине советские убивали русских»
Хотелось бы вернуться к дилемме наших эмигрантов: можно ли убивать своих соотечественников, если они спустя двадцать лет после завершения Гражданской войны воевали с финнами под красными знаменами?
В эмиграции если и не знали точных цифр демографических потерь, то более-менее представляли себе реальную цену сталинского «социализма», который я бы точнее назвал номенклатурно-государственным капитализмом. На фоне такой исторической катастрофы поставленная вами проблема — «русские станут убивать других русских» — имела второстепенное значение для непримиримых белоэмигрантов. На их родине советские убивали русских (кстати, не только русских) более двадцати лет, с первых дней после Октябрьского переворота 1917 года.
Финский снайпер в лицевой шерстяной маске на позиции во время cоветско-финской войны. 20 февраля 1940 года
Фото: waralbum.ru
Поэтому следовало воспользоваться любой возможностью для возобновления борьбы с большевиками в расчете, разумеется, на поддержку «подсоветских» противников Сталина, включая даже командиров Красной армии. «Разве не преступление, на самом деле, говорить сейчас об эволюции советской власти, когда Беломорский канал построен на грудах человеческих костей, и в Соловецких лагерях и советских тюрьмах изнывают сотни тысяч несчастных русских людей. И как можно отождествлять власть, построившую свое благополучие на смерти лучших, существующую до сих пор только силой Г. П. У. и предательством — со всем русским народом, который глухо и беспощадно эту власть ненавидит», — утверждал в 1935 году на страницах журнала «Часовой» публицист Игорь Опишня.
Что конкретно белоэмигранты предлагали финнам?
Разные эмигранты выдвигали разные планы. «Чувства наши всецело на стороне финнов, вторично с большим мужеством и настойчивостью защищающих свою независимость от посягательств коммунистической власти», — писал в «Часовом» его бессменный редактор, капитан-марковец Василий Орехов. В ответ на создание 1 декабря 1939 года марионеточного «Терийокского правительства» во главе с ответственным работником Коминтерна Отто Куусиненом от демократических эмигрантских групп поступили предложения в Хельсинки о формировании альтернативного русского правительства. Но финский главнокомандующий фельдмаршал барон Карл Густав Маннергейм сразу же отверг кандидатуру Александра Керенского, хотя тот и призывал к борьбе против Сталина.
За что же бывший российский генерал так невзлюбил последнего премьер-министра добольшевистской России?
В глазах Маннергейма в качестве политика Керенский имел плохую «кредитную историю». Известный журналист и карикатурист Валерий Каррик хотел организовать распространение листовок и антисталинских карикатур для красноармейцев. За «активизм» в Финляндии выступали, например, Екатерина Кускова и Петр Струве, но они не получили визы. Целый ряд офицерских чинов I (Французского) отдела Русского Обще-Воинского союза (РОВС), объединявшего с 1924 года кадры белых армий в изгнании, подавали рапорта своим начальникам, подчеркивая необходимость действовать. В известном смысле они отражали настроения и переживания многих белых воинов.
Корреспондент Пекка Тииликайнен (Pekka Tiilikainen) берет интервью у финских солдат на фронте во время советско-финской войны. Февраль 1940 года
Фото: waralbum.ru
Так, например, георгиевский кавалер штабс-капитан Адриан Борщов, отличившийся во время Великой войны в бронечастях и проживавший во Франции, предлагал сформировать из соотечественников особый финляндский корпус. В Европе находились несколько сотен тысяч эмигрантов, в том числе молодых людей с общевойсковой подготовкой, и набор добровольцев не представлял бы проблемы. Рапорт Борщова принял другой георгиевский кавалер, генерал-лейтенант Владимир Витковский — гвардейский офицер, возглавлявший I отдел РОВС. Сам Витковский мечтал о походе на Петроград. Еще один георгиевский кавалер, капитан II ранга Борис Четверухин, проживавший в Финляндии, доложил Маннергейму о готовности предоставлять разведданные о состоянии советских баз в Эстонии при помощи своих агентов. Добровольцами вступили в финскую армию чин РОВС корнет Лабинский и член Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП) Куксинский, а братья Алексей и Юрий Феоктистовы погибли на фронте.
«План показался слишком дерзким»
Именно тогда и возникла идея сформировать Русскую народную армию?
Да, 16 декабря 1939 года начальник РОВС, Генерального штаба генерал-лейтенант Алексей Архангельский, проживавший в Брюсселе, обратился с личным письмом к Маннергейму — оба генерала ранее состояли в переписке — с предложением использовать офицерские кадры Союза для создания русских антибольшевистских частей. С такой же идеей выступал и бывший технический секретарь Политбюро Борис Бажанов, бежавший из СССР в 1928 году. Но Бажанов особый упор делал на привлечение советских военнопленных, чтобы формировать отряды Русской народной армии (РНА). А 23 декабря Архангельский обратился к начальнику штаба Маннергейма, генерал-лейтенанту Оскару Энкелю, который, как и Маннергейм, некогда был кадровым офицером Русской императорской армии.
Затем 29 декабря Маннергейму написал основатель и руководитель Зарубежных высших военно-научных курсов, Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Головин — автор многих научных трудов и ревнитель военных знаний. В 1914 году полк гродненских гусар, которым командовал Головин, входил в гвардейскую кавалерийскую бригаду Маннергейма, и теперь известный ученый воспользовался старым знакомством. Головин рекомендовал своему бывшему бригадному командиру членов НТСНП и просил разрешить им вести с территории Финляндии антисталинскую агитацию.
Для изучения возможности такой деятельности из Парижа в Хельсинки выехал Аркадий Столыпин — сын русского премьера и один из руководителей НТСНП во Франции. Позднее Маннергейм отмечал его участие в судьбах советских военнопленных. Столыпин и другие члены НТСНП предлагали французским властям организовать с территории Финляндии заброску русских десантных групп в районы расположения северных лагерей НКВД, чтобы развернуть повстанческое движение в советском тылу. Но план показался слишком дерзким, да и Зимняя война быстро закончилась, чтобы над ним было можно серьезно работать.
Кажется, не все лидеры русской эмиграции были в восторге от этой идеи. Я читал, что она очень не нравилась генерал-лейтенанту Антону Деникину.
Скажем так: зимой 1940 года генерал Деникин относился к подобным планам сдержанно и без восторга. Но, во-первых, мы говорим не о лидерах русской эмиграции, а о лидерах русской военной эмиграции. Павел Милюков, например, вообще рассуждал о необходимости и нужности Выборгской губернии. Тем не менее его частное мнение для белых воинов не имело значения. С другой стороны, Великий князь Владимир Кириллович, возглавлявший Российский Императорский Дом и претендовавший на престол, в своих заявлениях осуждал агрессию Сталина против Финляндии. Чины РОВС и других воинских организаций в массе своей относились к Деникину с должным почтением, но видели в нем в первую очередь историческую фигуру, а не военно-политического лидера. Из-за своей крайней осторожности он не был властителем дум для соотечественников, по-прежнему желавших сражаться.
Во-вторых, зимой 1939-1940 годов Деникин все же не делал Архангельскому тех резких и обличительных заявлений по поводу участия русских в войне на стороне финнов, которые он придумывал шесть лет спустя. Как показывают документы деникинской коллекции, хранящейся в собрании Бахметевского архива Колумбийского университета в Нью-Йорке, в феврале 1940 года генерал назвал вопрос о вступлении эмигрантов в ряды финской армии деликатным, но не более того, о чем и направил письмо во французские газеты. Фактически Деникин занял нейтральную позицию.
.....
Почему?
Это было естественно, так как в тот момент ему уже следовало думать о том, как с наименьшими потерями выйти из бесперспективной войны. Понимаете, можно по-разному относиться к бойцам РНА или власовской РОА, но надо понимать, что в годы Второй мировой войны русским противникам НКВД, ГУЛАГа и сталинских колхозов буквально некуда было деваться.
По образному выражению Александра Солженицына, они напоминали коней, метавшихся в горящей степи
В любом случае, эти люди свой выбор сделали — и чтобы его осуждать, надо хотя бы на минуту поставить себя на их место. Впрочем, этого я никому не пожелаю.
Беседовал Андрей Мозжухин
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума