Отправлено: 28.08.17 16:29. Заголовок: Взятие Курска

Полковник К.Л.Капнин Взятие Курска(отрывок из воспоминаний)

… 7 августа после ожесточенного боя пала Обоянь. Блестяще дрались бывшие махновцы, в большом числе находившиеся в рядах 2-го Корниловского полка. Единственно в чем они остались верны себе, так это в том, что шли в штыковые атаки с диким ревом: «Бей жидов, спасай Россию!». Потери 2-го полка были велики (не менее 500 человек), но успех был большой. Вся 7-я стрелковая дивизия (9 полков по 1500-2000 штыков каждый) была ими разгромлена главным образом потому, что вводилась в бой по частям.
Несмотря на потери 2-ой полк вышел из Обоянских боев еще сильнейшим, чем был, т.к. капитан Пашкевич с присущей ему энергией и уверенностью выбрал из нескольких тысяч пленных до тысячи солдат, казавшихся ему хорошими, поставив их немедленно в строй. Кроме того произвел мобилизацию нескольких десятков офицеров в Обояни, влив их в свой офицерский батальон (ныне 4-ый).
Наконец, в этот же батальон были влиты в количеств нескольких десятков и захваченные пленные офицеры 7-ой дивизии, вместо отсылки их в тыл к реабилитационным комиссиям (согласно приказу ген. Деникина), фактически издевавшимися над людьми и восстанавливающими их против Добровольческой Армии.
Пашкевич знал это и на свою ответственность брал офицеров в полк, где они сразу же становились равноправными членами.
В виду этого его офицерский батальон возрос до 300-400 кадровых бойцов, служивших ему постоянным резервом и надежнейшей опорой в критические минуты.
На фронт Ржава-Обоянь мы неожиданно задержались до конца августа в виду успешного прорыва красных вправо от нас на стыке Добровольческой и Донской армий, развивавшегося в направлении Старый Оскол-Волчанск-Валуйки-Купянск и которым по слухам у красных руководил ген. Селивачев.
Ввиду этого непосредственные соседи справа Алексеевцы и Марковцы отходят все больше к югу, поворачивая одновременно фронт на восток.
Влево 3-я пехотная дивизия оборонятся в это время на фронте Суджа-Белополье.
Этот период середины и конца августа заслуживает быт отмеченным, как период исключительной стойкости и упорства пехотной дивизии и в частности её доблестнейшего начальника ген. Тимановского, также как и командующего Добровольческой Армией ген. Май-Маевского.



Только своевременная переброска с юга конницы Шкуро спасла Харьков от падения.
Положение ген. Тимановского было отчаянное, т.к. все его части были связаны непрерывными боями на фронте, не будучи в состоянии почти ничего выделить для защиты Белгорода от противника с юга. Например, Корниловцы могли послать туда от Ржавы лишь один батальон. Марковцы в это время истекали кровь между Белгородом и Корочей, где они потеряли до 50% состава и много прекрасных офицеров. В числе их пал блестящий командир роты капитан Лев Большаков, когда-то вожак московских студентов с-р.
В наиболее тяжелый день, когда у ген. Тимановского, постоянно остававшегося со штабом на станции Белгород, не оказалось ни одного солдата в резерве, он для поддержания бодрости в окружающих вызвал на станцию оркестр Марковского полка, который и играл почти до утра на перроне станции.
Лишь к концу августа совместными усилиями Донцов, ген. Шкуро и 1-ой пехотной дивизии, прорывающиеся на юг части противника были остановлены, а затем принуждены к поспешному отходу на Старый Оскол. Единственно численная слабость белых позволила красным совершить этот отход более или менее благополучно.

Что же делалось в течении месяца на нашем корниловском участке?
Начиная с 10 августа противник почти каждый день атакует наш фронт, несколько раз прерывая нашу связь с Обоянью захватом села и станции Троицкое. Каждый раз положение восстанавливалось с большим трудом, благодаря чему для заполнения разрыва между 1-ым и 2-ым Корниловскими полками был выдвинут из Белгорода формировавшийся там 80-ый Кабардинский пехотный полк под командой полк. Неронова силой в 250-300 штыков при нескольких пулеметах. Полк этот и принял для обороны р-н сел Кривцово-Троицкое-Нагольное.
В середине августа противник особенно упорно нас атакует, в результате чего 2-ой Корниловский полк, угрожаемый обходом с запада, принужден после ожесточенейших боев оставить Обоянь, для того, чтобы дня через три неожиданной атакой снова ею овладеть. В этом ему содействовал могучим огнем тяжелый артиллерийский дивизион полк. Сахновского (Георгиевский кавалер), только что к нам прибывший по своем сформировании из Армавира. Дивизион состоял из трех 4-орудийных батарей: двух пушечных тракторных (5 дм) с дальностью на 11 верст и одной гаубичной с конной тягой (6 дм) с дальностью 8 верст. Орудия были английские с достаточным количеством снарядов, что особенно для нас было важно.
Дивизион был подчинен кап. Пашкевичу, т.к. именно на его участке было единственное шоссе, необходимое тяжелому дивизиону.
Около недели в двадцатых числах августа в распоряжении 1-го Корниловского полка в районе станции Ржавы был танковый дивизион из 6 танков. Не могу при том не отметить, что красные в это время уже перестали панически бояться наших танков, подпуская их иногда к себе в упор и забрасывая ручными гранатами. Одновременно с этим личный состав танкового дивизиона оставлял желать много лучшего. В его распоряжении был прекрасный комфортабельный поезд-база, а, как известно, излишний комфорт вреден на войне, что было так заметно в данном случае. Походило на то, что многие его чины служили в дивизионе ради удобств и уклонения от излишней опасности. Каждая боевая задача исполнялась его командиром (к сожалению, забыл его фамилию и номер дивизиона) крайне неохотно после массы неуместных возражений. Насколько мне было известно, командир танкового дивизиона бомбардировал свое тыловое танковое начальство жалобами на нас, в результате чего в самую критическую для нас минуту мы получили приказ об отправке танков в тыл.
Могу откровенно сказать, что разлука с ними не была для нас тяжела.
Начиная с этого времени танкисты присвоили себе право в тяжелые для войск минуты отходить первыми в тыл, пока, наконец, без всякой пользы для войск и без боя не попали бесславно целыми десятками в руки большевиков при отходе наших войск из Ростова в декабре 1919 года и при его оставлении.
Прорыв красных, чуть ли не повлекший отход целого добровольческого фронта, был ликвидирован, и нашей группе было приказано продолжать наступление на Курск. Радостная весть! Все чувствовали, что оборона для наших слабых сил была непосильна.
Большим, однако, огорчением для нашего штаба был уход от нас ген. Третьякова. Интригами корниловцев, по всей вероятности и не без участия самого Скоблина, на место солидного ген. Третьякова был назначен юный 26-летний полк. Скоблин. Третьяков было глубоко и незаслуженно обижен. Ему дали слабейшую и второстепенную Алексеевскую группу на Тимском направлении. Уезжая туда, он взял с собой всех чинов штаба, не принадлежащих к корниловским полкам. Мне лично ген. Тимановским было приказано остаться у полк. Скоблина начальником штаба, как и у ген. Третьякова, хотя я с большим удовольствием последовал бы за последним. Причины, руководимые в то время ген. Тимановским, были следующие. Полк. Скоблина он не уважал за его легкомыслие и склонность к интригам еще со времен Первого Кубанского похода. В результате я должен был играть роль какого-то буфера между ними. Знал это и Скоблин, поручавший поэтому мне всегда вести щекотливые переговоры с ген. Тимановским.
Если не ошибаюсь, 1-го сентября наши части вышли с боем на линию разъезд в 10 верстах севернее Ржава-Дрозды на шоссе Обоянь-Курск. Одновременно с этим наш штаб, вернее его остатки, перешел на станцию Ржава, где и произошло вступление полк. Скоблина в командование группой.
Первое же впечатление, произведенное им на меня, подтвердило слова ген. Тимановского о его бесшабашности и легкомыслии. Не далее, как на следующий день, когда наша группа продвигалась с боем на линию станция Солнцево-Медвяный Колодезь, полковник Скоблин выезжал на паровозе по направлению к станции Солнцево, взяв меня с собой. До нее мы не доехали, т.к. большевики упорно оборонялись южнее её. Путь был испорчен, и над исправлением его работали бронепоезда, стремящиеся вперед. Не имея ни с кем связи, мы высадились и направились вдоль пути к нашим стреляющим батареям. Как раз в это время 2-3 эскадрона красной кавалерии бросились с запада во фланг одному из батальонов 1-го полка. Полк. Скоблин ссадил с лошади какого-то встретившегося корниловца и помчался к цепям. Мне ничего не оставалось делать, как из района батареи наблюдать её стрельбу по кавалерии. Положение достаточно глупое. Как потом оказалось полк. Скоблин носился по цепям, полагая, что помогает этим отбивать атаку противника.
Это было и бесцельно и неуместно, т.к. корниловцы прекрасно делали свое дело и в данный момент в его личном примере не нуждались.
Наступление скоро после этого инцидента продолжилось. Часа через два 1-ый полк овладел Солнцевым и полк. Скоблин вернулся к паровозу, на котором мы и поехали обратно на Ржаву, где к своему удивлению нашли поезд ген. Май-Маевского. Нам доложили тотчас же, что Командующий Армией нас ожидает в административном штабе 1-го Корниловского полка, оставшемся после ухода полка вперед в старом помещении штаба. Направились мы туда. Был я там впервые. Масса вина, фрукты, мороженое. Все навеселе. Полк. Скоблин рапортует генералу о положении на фронте. Май-Маевский очень доволен и вдруг заявляет, что хочет немедленно отправиться в своем поезде в Солнцево. Возражения были бесполезны. Между прочим меня неприятно поразило, что 50-летній генерал на «ты» с 26-летним полковником Скоблиным. Отдавало это как-то большевизмом. Объяснение же тому - Корниловцы поднесли Май-Маевскому Корниловскую форму и звание «Корниловца» после харьковского парада.
Итак, мы снова в поезде, но на этот раз в шикарном вагоне Командарма Добровольческой Армии, уносящем нас к Курску. Вот первый разъезд, на перроне которого виднеются Марковцы в своих белых рубашках с черными погонами. Это батальон 2-го Марковского полка, снова подчиненный нам в качестве резерва. Держим его здесь на всякий случай, т.к. соседи справа Алексеевцы отстали и находятся на большом уступе назад.
Предупрежденный из Ржавы по телефону батальон построился на перроне для встречи. Одеты люди разнообразно и в общем плохо, т.к. этот полк формировался в Белгороде явочным порядком, в силу чего и не получил из тыла английского обмундирования.
Поезд останавливается. Выходит Май-Маевский. Здоровается. Говорит несколько приветственных слов, кончая их:
«Церемониальным маршем! На Москву!»
Растерявшийся командир батальона командует «налево», «Шагом марш!» и ... роты идут в обратном от Москвы направлении.
Что это, случайность или предзнаменование?
Трогаемся дальше, но идем черепашьим шагом, т.к. путь усеян воронками и только на скорую руку исправлен бронепоездами. Прибываем на станцию Солнцево в полной темноте.
Небольшая станция забита бронепоездами и рабочими поездами, сопровождающими первые. С трудом разыскиваем командира 1-го Корниловского полка полк. Пешню. На его участке обстановка такова. В направлении на Курск противник отошел в полном беспорядке, однако с востока из-за р. Сейма до сих пор район станции периодически обстреливает неприятельская батарея. Правый фланг полка на весу, но это не смущает ген. Май-Маевского, решающего здесь ночевать в своем поезде.
Столь продолжительное и небезопасное для всех пребывание видимо не улыбается даже бесшабашным Корниловцам, хорошо знающим, что Май-Маевский в состоянии опьянения слишком легко ставит на карту свою и чужие жизни. Раздались протесты весьма дружные, в результате которых Командующий армией согласился на немедленный отъезд в тыл. Высказав пожелание видеть корниловцев в ближайшие же дни в Курске, он дал разрешение на обратный отход поезда.
Поздней ночью Скоблин и я, проводив со станции Ржава поезд командарма, вернулись, наконец, в свой штаб. Следующий день мы оставались на месте и могли лечь спать. Однако долго не приходил желанный сон. Слишком уж много было самых разнообразных впечатлений.
2 сентября был нами получен от ген. Тимановского приказ о дальнейшем наступлении на Курск и его штурме. Приказ носил характер директивы, т.е. ставя цель, не указывал деталей исполнения. В нем сообщалось, что одновременно с нами Дроздовцы должны взять Льгов. Непосредственной связи с ними мы не имели т.к. находившийся у них на правом фланге Самурский пехотный полк был удален от 2-го Корниловского полка не менее как на 25 верст.
Вправо Алексевцы и Марковцы наступают на Тим-Щигры.
В приложенной к приказу разведывательной сводке указывалось, что по данным агентурной и воздушной разведки Курск с востока, юга и запада окружен непрерывной цепью окопов, примерно по линии Красниково-Конорево-Селихово-ст. Дьяконово. Курск будто бы решено оборонять красными во что бы то ни стало, что окопы его сильны, имея и проволочные заграждения, причем обороняются превосходными силами. Дух последних был, впрочем, невысок ввиду наших последних успехов.
Наше решение было атаковать Курск, нанося главный удар вдоль шоссе Обоянь-Курск, для чего соответственно сужалась полоса наступления, данная 2-му полку.
Нашим приказом указывалось, что соприкосновение с укрепленной позицией должно быть установлено 5 сентября. Атака Курска должна была последовать 6 сентября, причем идея её была следующей.
1-ый Корниловский и 80 Кабардинский полки сохраняли свои большие участки, между тем, как 2-ой Корниловский полк, наступавший перед этим в 20-ти верстной полосе, должен был в ночь на 6 сентября неожиданно сосредоточиться в районе д. Селихово для последующего затем удара на фронте, не превышающем двух верст (внезапность и сосредоточение сил). По совершении прорыва 2-ой полк должен был быстро наступать к единственному шоссейному мосту через р. Сейм, находящемуся в ближайшем тылу защитников позиции и этим поколебать их устойчивость, облегчив движение вперед 1-го Корниловского и 80 Кабардинского полков. Разослав приказ, полк. Скоблин и я отправились в район 2-го Корниловского полка, где должен был наноситься главный удар.
Да, чуть не забыл.
Батальон 2-го Марковского полка, наш резерв, мы спешно переводили также в район Селихово, откуда он должен был наступать на уступе влево назад, обеспечивая левый фланг прорывающегося 2-го Корниловского полка.



4 сентября вечером мы прибыли в штаб 2-го Корниловского полка в деревню Медвежий Колодезь. Передовые роты полка были в верстах 7-10 верст севернее его.
На следующий день 2-ой Корниловский полк продолжал успешно теснить арьергардные части красных, главные силы которых уже находились за проволокой.
К вечеру 5 сентября части полка на широком 10-15 верстном фронте подошли к укрепленной линии противника, причем было констатировано, что наиболее сильно укреплен ее участок по обе стороны шоссе у дер. Селихово. Тем не менее, после совещания было решено атаковать завтра именно здесь, т.к. в этом случае полк получал могучую поддержку тяжелого дивизиона и 3 бронеавтомобилей.
Время для штурма было избрано по общему соглашению необычное, а именно 13 часов, т.е. мы давали противнику спокойно провести время до обеда, чем усыпляли его бдительность, т.к. обыкновенно перед этим все наши удары наносились или на рассвете или утром.
Как выше было уже упомянуто, в ночь на 6 сентября в р-не Селихово должны были сосредоточиться 2-ой Корниловский полк, батарея Марковцев, тяжелый артиллерийский дивизион и 4 легкие батареи. Все эти части, находясь в исходном положении, должны были как можно меньше себя обнаруживать во избежание каких-либо подозрений со стороны противника.
Наши расчеты были просты. Будучи в общем слабее противника у Курска раз в 5-6, мы надеялись быть сильнее в точке удара у дер. Селихово, что и подтвердилось.

 Отправлено: 28.08.17 16:32. Заголовок: Вечер 5 сентября и н..

Вечер 5 сентября и ночь на 6 сентября, Скоблин и я, как и накануне, провели в штабе 2-го Корниловского полка, и неожиданно получили большое удовольствие. В бою 5 сентября одним из батальонов полка была захвачена красная батарея, большинство чинов которой при этом погибло. Был здесь захвачен и капитан лейб-гвардии Семеновского (или Гренадерского) полка Левицкий. Был бы и он расстрелян рассвирепевшими Корниловцами, за то, что он, гвардеец, служил красным, если бы не мольбы бывшей с ним жены, оказавшейся никем иной, как народной нашей певицей Надежной Васильевной Плевицкой. Ее имя спасло ему жизнь, и оба были препровождены в штаб 2-го Корниловского полка, где мы их и встретили.
Здесь за ужином, слушая чудесные русские песни в ее исполнении, мы забывали о жестоком настоящем, о том, что кровь льется широко рекой по всей России.
Очевидно, еще тогда на известную певицу произвел большое впечатление командир 2-го полка кап. Пашкевич, которого она в дальнейшем не покидала до самой его смерти в Крыму, мужественно перенося с полком все невзгоды, включительно и тяжелый отход из центра России, новороссийскую эвакуацию, сыпной тиф и жесточайшие бои в Северной Таврии. А ее муж?
Что сказать о нем? Заведовал столом в штабе своего более счастливого соперника. Около 10 часов утра 6 сентября 2-ым полком легко была отбита вылазка противника в р-не Селиково, после чего начались последние приготовления к штурму.
Общее руководство артиллерией на участке 2-го полка было возложено на командира тяжелого тракторного дивизиона полк. Сахновского, находившегося на общем наблюдательном пункте с полк. Скоблиным и кап. Пашкевичем. Надо отдать справедливость, что свою задачу он выполнил прекрасно. Ровно в 13 часов на ничего не подозревавшего противника посыпался град тяжелых и легких снарядов. На участке шириной около 1,5 верст был сосредоточен огонь 11 тяжелых 5-ти и 6-ти дюймовых орудий и 20 легких пушечных и гаубичных. Действительно ураганный огонь продолжался 15 минут, оглушив, засыпав землей и окутав стеной пыли защитников первой линии. Тотчас же после этого дальнобойные тракторные пушки открыли огонь по району шоссейного и ж.д. мостов с целью внесения паники в тылу противника. Остальные же орудия перенесли огонь на ближайшие тылы, прикрывая атаку поднявшихся корниловцев. Через несколько минут цепи головного батальона были уже за проволокой, продолжая стремительное наступление на севере и забирая пленных сотнями.
Следующие батальоны, пройдя за головным, распространялись вправо и влево, обеспечивая фланги головного и расширяя поднявшуюся у противника панику.
Не далее как через полчаса мы уже наблюдали сравнительно легкий переход через проволоку вправо кабардинцев, а влево Марковцев.
Поднявшаяся у противника паника вследствие его боязни быть отрезанным от моста через р. Сейм позволила, как и предполагалось, 1-му Корниловскому полку легко преодолеть на широком фронте проволочные заграждения, о чем мы часа через два получили извещение от кабардинцев, соседей 1-го полка. Только благодаря этой панике большие ж.д. и шоссейный мосты достались нам неповрежденными, что имело печальные последствия для большевиков в наступающую уже ночь (на 7 сентября).
Уже к 17 часам противник был на всем фронте дивизии отброшен на северный берег реки Сейм, причем ж.д. мост был захвачен 1-ым полком, а шоссейный мост остался в нейтральной полосе между 2-ым полком и красными, успевшими поставить несколько пулеметов против него, чем и воспрепятствовали переходу 2-го полка на северный берег.
Батальон Марковцев был остановлен на уступе к югу от ж.д. между станицей Дьяконово и дер. Цветова 2-я.
Около этого времени полк. Скоблин и я, следуя вдоль шоссе, находились на захваченной 2-ым полком тяжелой 8 дюймовой батарее в районе между Цветова 2-я и Токаревым. Наш прорыв был так неожидан, что эта батарея успела выстрелить лишь несколько снарядов, между тем сотни их оставались в погребах около орудий. Прекрасная добыча!
Наблюдая с холма у этой батареи, расстилавшийся перед нами простор на север и на запад, мы обнаружили дым приближающегося к нам со стороны Льгова поезда. Нашим поезд быть безусловно не мог, т.к. вчера, по нашим сведениям 3-я пехотная дивизия была еще верстах в 25 к югу от Льгова. Надо было предполагать, что это идет бронепоезд противника. Раз так, то он нам может причинить большие неприятности огнем во фланг и тыл 2-го Корниловского полка, находящемуся уже к северу от ж.д.
Прежде всего надо было предупредить наши две легкие батареи, только что подошедшие к разъезду Решково. Прискакав туда, я от полк. Роппонета, командира дивизиона узнал, что он тоже заметил дым поезда и принял уже необходимые меры обороны. А именно:
Стрелка была переведена в тупик и саженях в 30 от нее за ж.д. будкой уже поставлено скрытно орудие для стрельбы в упор прямой наводкой, когда поезд остановится перед стрелкой. Остальные орудия спрятаны за пакгаузы. Кроме того поставлены два пулемета и вблизи пути залегли люди с ручными гранатами.
Узнав это, я успел присоединиться к полк. Скоблину, лежащему на бугре шагах въ800-100 от разъезда.
Прошло 5-10 минут томительного ожидания, и мимо нас с небольшой скоростью проехал красный бронепоезд, состоящий из одной орудийной платформы, двух пулеметных площадок, 2-3 платформ и классного вагона. В бинокль отчетливо видно, как несколько человек в кожаных куртках осматривают местность в бинокли, видимо чуя что-то недоброе. С нашей стороны не выстрела. Поезд останавливается перед стрелкой. Видно, как из него выскакивает человек, чтобы ее перевести, и в этот момент паровоз получает в упор попадание гранатой из орудия от будки.
Происходит взрыв котла! Огромный, ярко освещенный розоватыми лучами заходящего солнца, столб вырвавшегося из котла пара взвивается к небу, представляя непередаваемое по красоте зрелище. Замираем им восхищенные, на момент забывая, что там у поезда многие жизни сейчас отправляются в вечность.
Непосредственно за взрывом паровоза раздалась пулеметная трескотня и взрывы ручных гранат. Несколько минут и ... все стихло. Бежим с полк. Скоблиным на станцию, где узнаем, что лишь один пулемет с бронепоезда открыл огонь и тотчас же замолчал забросанный гранатами. Рой пуль пронесся без вреда над головами орудийной прислуги, нанесшей бронепоезду смертельный удар.
Большинство гарнизона бронепоезда было убито при штурме, в том числе и одна комиссарша.
Лишь 2-3 матросам удалось скрыться в суматохе по направлению к Курску. Из допросов трех коммунистов, захваченных живыми, выяснилось, что бронепоезд сегодня утром был выслан из Курска в Льгов для связи, откуда и возвращался, ничего не зная о нашем прорыве. Льгов еще в руках красных. Что касается Курска, то при сегодняшнем отъезде у него там господствовала полная уверенность, что наши возможные атаки будут отбиты благодаря сильным укреплениям и гарнизону, насчитывающему свыше 12 тысяч.
По допросе коммунисты были расстреляны. Гражданская война не знает милосердия! Ведь и каждый из нас, попавшись им, подвергся бы тому же.
Несколько слов о курских укреплениях.
Для Гражданской войны они были, безусловно, хороши. На всем протяжении 2-3 линии окопов, причем перед первой линией непрерывные проволочные заграждения в 3-5 кольев шириной. Окопы в рост с многочисленными траверсами. Много пулеметов. Масса стрелковых щитов в окопах первой линии. Все это свидетельствовало, что «партизанщине» и дилетантству в Красной армии настает конец и не в нашу пользу. Лишь совершенно неожиданное для большевиков сосредоточение мощного артиллерийского огня на маленьком участке, соединенное с атакой в неурочное обедненное время, сломило дух защитников этих солидных укреплений, благодаря чему расчеты Красного командования на неприступность Курска рассыпались словно карточный домик.
Возвращаюсь к текущим событиям.
Сумерки застают наш штаб на разъезде Решково. Там и ночуем. Еще перед темнотой получаем донесения от 2-го Корниловского и 80 Кабардинского полков, извещающих нас, что противник повсеместно очистил южный берег реки Сейма. Наши потери не велики. Захвачены орудия, десятки пулеметов, сотни пленных.
Поздним вечером командиръ1-го Корниловского полка полк. Пешня донес, что полк захватил и закрепил за собой неповрежденный ж.д. мост. Дух полка превосходен и настающей ночью предполагается налет несколькими бронепоездами на главный курский вокзал, а утром атака города, охватывая его с востока, где оборона его слабее (по сведению от местных жителей).
Разрешение дано. Одновременно приказано 2-му Корниловскому полку на рассвете форсировать переправу и наступать на город с юга вдоль шоссе Обянь-Курск. Кабардинцы должны были двигаться за 2-ымъ Корниловским полком, составив наш резерв. Батальону Марковцев приказывалось перейти и оставаться на ст. Решково, обеспечивая левый фланг и тыл корниловцев, т.к. обстановка в сторону Льгова оставалась для нас совершенно неясной.
Штаб группы должен был по-прежнему двигаться за 2-ым Корниловским полком.
Ночь прошла в легкой перестрелке с противником на участке Кабардинцев и 2-го Корниловского полка. Наступило утро. 2-ой полк не двигается вперед, от 1-го полка никаких известий. Как выяснилось потом, кап. Пашкевич, будучи лично выдающимся по храбрости офицером, не решился перебрасывать полк, свое любимое детище, через реку на северный край, на пересеченный берег реки Сейма. Под всевозможными предлогами он оттягивал свой удар, выжидая результата удара 1-го Корниловского полка, что, в конце концов, и осуществилось. Противник, деморализованный нашим вчерашним штурмом укрепленной позиции, блестящим ночным налетом на Курск трех бронепоездов и лихим сегодняшним наступлением 1-го полка, начал в панике очищать город. Произошло то, чего никто из нас не ожидал. В результате переправы, пользуясь пересеченностью местности, большевики незаметно исчезли. Около половины 11-го часа после 10 минут артиллерийской и пулеметной подготовки роты, находившиеся у моста, беспрепятственно перебежали мост, не найдя противника на другом берегу, о чем кап. Пашкевич сконфуженно и донес нам. Полк. Скоблин рассвирепел и помчался немедленно к мосту со всем штабом.
Встретив там Пашкевича, приказал ему в самой резкой форме продвигаться как можно скорее к городу, чтобы не подвергнуть отдельному поражению 1-ый Корниловский полк, ведущий в то время по нашим сведениям бои в районе вокзала, т.е. на восточной окраине города.
За мостом наш штаб быстро выехал в головные дозоры 2-го полка, шедшие вперед без какого-либо сопротивления противника. На каждом шагу нам встречаются толпы красноармейцев, бросившие оружие при отходе большевиков и рассеявшиеся в дворах предместья, чтобы сдаться нам, т.к. настроение крестьян в Курском районе было явно противобольшевистское. Красноармейцы, наши вчерашние враги, при встрече с нами улыбаются, отдают честь. Около полудня, когда мы находились в верстах в полутора от города, одна из таких красноармейских групп сообщила нам, что в городе уже «Деникинцы».
Скоблин, горевший нетерпением, бросает 2-ой полк и мы идем с тремя ординарцами вперед. Моя лошадь вскоре не выдерживает, и я постепенно от него отстаю и, наконец, в улицах теряю его из вида. Не буду говорить, что было не очень приятно ехать в одиночку по окраинам брошенного, но еще не очищенного от отдельных большевиков города. Правда, что не было сомнений в оставлении красными города, т.к. жители окраин нас восторженно приветствовали, но не было исключено, что мы могли наткнуться на запоздавшую кучку коммунистов.
День был солнечный, тихий ликующий.
Ликовал и народ окраин, но чем дальше мы въезжали в город, тем людей нам встречалось меньше. Кварталы, населенные буржуазией и интеллигенцией, были почти пусты от людей. Лишь там-сям мелькнет корниловец 1-го полка, занявшего центр города и оттуда двинувшегося на северную окраину. Ворота, двери, ставни, окна плотно закрыты. Впечатление было таково, что интеллигентные классы населения, по-видимому, еще не верили своему освобождению и своей сдержанностью хотели заслужить пощаду от большевиков в случае их возвращения. Так это и было в действительности! Простой люд окраин искренно выказывал свою радость и готовность бороться с большевиками. Наша же безвольная, либеральная, всегда и все критикующая интеллигенция в ближайшие же дни бросилась искать тепленьких и безопасных мест в тылу. Только зеленая молодежь десятками шла добровольно в наши полки.

Лишь в центре города в районе Купеческого сада я догнал полк. Скоблина, освежающегося после быстрой езды в штабе 1-го Корниловского полка. Штаб уже расположился в одной из лучших гостиниц города. Стол полон яств и питий. Удивительное умение устраиваться.
Около 15 часов все наши части прошли Курск, заняв полукругом для обороны его восточную, северную и западную окраины.
В штабе 1-го полка мы узнали следующие подробности ночного налета бронепоездов на курский вокзал.
Около полуночи на 7 сентября бронепоезда «Офицер», «Слава Офицера», и «Иоанн Калита» переехали ж.д. мост у разъезда Конорево и спугнув с пути находившуюся за мостом заставу красных, даже не разобравшую и не забаррикадировавшую путь, тронулись полным ходом на Курск, имея с собой в качестве десанта две роты 1-го Корниловского полка под командой отважнейшего поручика Виртуозова. Целой экспедицией руководил командир бронепоезда «Офицер», известный всем добровольцам полк. Лебедев. На головном бронепоезде находился доброволец, хорошо знающий курский вокзал. К моменту подхода бронепоездов на станцию туда еще не дошло известие о прорыве белых бронепоездов, и они спокойно подходят к вокзалу. Отличительные знаки бронепоездов в темноте не видны, а на вопросы любопытных с паровоза отвечают, что это возвращаются на отдых бронепоезда, дежурившие на фронте.
Войдя на один из свободных главных путей, бронепоезда остановились как раз против двух красных бронепоездов, стоящих на соседних линиях, и открыли по ним огонь в упор из пулеметов и орудий. Не проходит и 5 минут, как одна рота Корниловцев уничтожает их, захваченный врасплох гарнизон, между тем как другая захватывает вокзальное здание. Пощады не дают никому. В то же время наши бронепоезда непрерывно стреляют во все стороны для усиления звериной паники, вспыхнувшей на станции и вокруг нее. Несколько составов, набитых эвакуирующимися из города коммунистами и их семьями, бросаются на север к выходным стрелкам, где происходит ряд крушений, в результате чего ни один из составов не ускользает из Курска. Уцелевшие после крушения коммунисты в панике разбегаются во все стороны.
Все это происходит в полной темноте, глубокой ночью. Смелый, да дерзает!
Часа два хозяйничают бронепоезда в тылу противника и перед рассветом отходят с богатейшей добычей за реку Сейм.
Эта неожиданная ночная атака, конечно, содействовала успеху атаки 1-го Корниловского полка, начавшейся с рассветом. Противник местами оказывал этому полку упорнейшее сопротивление, но оно носило разрозненный бессистемный характер, благодаря чему Курск около полудня и оказался в руках, хотя и малочисленного, но дерзкого в своей отваге 1-го Корниловского полка (около 1500 бойцов).
Трофеи нашей ударной группы в Курске были огромны: 3-4 бронепоезда, свыше 20 орудий, из них два восьмидюймовых тракторных, несколько десятков пулеметов, несколько тысяч стрелковых щитов, свыше 500 пленных, несколько десятков паровозов, свыше 2000 вагонов, не считая многочисленных складов разного имущества, оставленных большевиками в городе (обмундирование, вооружение, провизия).
Этот успех даже и по тогдашним временам был исключительный, принимая особенно во внимание нашу малочисленность.
За этот бой я был представлен ген. Тимановским к чину полковника, однако, безрезультатно, т.к. генерал-квартирмейстер Плющевский-Плющик был страшно разгневан, узнав, что я нахожусь против его воли в 1-ой пехотной дивизии. Ген. Плющевский потребовал вместо производства моей отсылки к 7-ой пехотной дивизии, на что ген. Тимановский ответил категорическим отказом.

 Отправлено: 28.08.17 16:37. Заголовок: Как я уже упоминал, ..

Как я уже упоминал, около 15 часов город был закреплен за нами. Около 3/4 наших сил располагалось на отдыхе по окраинам города.
К сожалению, в тот же вечер начались организованные грабежи в городе, в которых были замешаны и некоторые командиры батальонов 1-го Корниловского полка, один из которых впоследствии получил даже звучный титул «короля кожи». Полк этот блестящий из блестящих в боевом отношении, полк в котором у каждого добровольца презрение к смерти было доведено до предела, отличался, к сожалению, почти полным отсутствием руководящих моральных начал.
За боем следовали кутежи на легко добытые деньги, вино лилось рекой. Захваченное в складах и больших учреждениях имущество вместо планомерного использования расхищалось одиночными людьми, продававшими его затем различным спекулянтам. Это героическое время победоносного шествия на Москву отличалось одновременно и появлением массы тыловых гиен, в числе которых было, к сожалению, не мало офицеров, постигших в полной мере искусство реализации «военной добычи».
Нередки были и случаи, что грабежам подвергались и частные лица под предлогом их причастности к большевизму. Не могу бросать тень на всех чинов 1-го полка, где большинство не принимало никакого участия в каких-либо «загонах военной добычи», но должен подчеркнуть, что это большинство было бессильно против организованного меньшинства «реализаторов», во главе которых стоял, как уже было упомянуто, один из командиров батальонов, «король кожи».
Преследование виновников всевозможных безобразий было невозможно, т.к. они находили поддержку высшем командном составе. Чтобы не быть голословным приведу пример. Ко времени эвакуации Новороссийска у военного следователя корпуса ген. Кутепова накопилось несколько десятков «дел» против пресловутого «короля кожи» полк. Гордиенко, что не помешало, однако, в Крыму ген. Кутепову утвердить его в должности командира 1-го Корниловского ударного полка. Конечно, ген. Корнилов поступил бы не так! Объяснение — незаменимый боевой офицер.
Что касается 2-го Корниловского полка и Кабардинцев, то могу подтвердить, что в их районах не было совершенно грабежей.
Реализация «военной добычи» - печальнейшее явление в жизни армий Юга России, было одной из самых важных причин их разгрома, т.к. в короткий срок отвращало массы населения от добровольцев и казаков. Бороться с этим явлением можно было только применением драконовских мер ген. Деникиным к высокопоставленным грабителям, на что ген. Деникин не решился. Расстреливать же «стрелочников» было бесполезно.
Другим условием борьбы с этим злом было бы хорошо поставленное Ставкой ген. Деникина снабжение войск необходимой одеждой, продовольствием, обувью, жалованьем, обеспечение семей добровольцев в тылу. Ничего этого не было!
Мы не только ничего не получали из тыла, но наоборот знали, что если передадим мы какой-нибудь склад торговым учреждениям -не получим оттуда ничего.
Доказательством может служить, например, то обстоятельство, что 1-ый Корниловский полк за все время почти ничего не получил из сотен тысяч комплектов английского обмундирования, находившегося в распоряжении ген. Деникина. Жалованья мы иногда не получали по месяцам!
Получался заколдованный круг!
Поневоле на многие случаи произвола приходилось смотреть сквозь пальцы, т.к почти невозможно было установить границу между тем, что одиночный боец или часть взяли для удовлетворения насущной потребности и тем, что служило для утоления различных прихотей.

7 сентября положение на фронте было приблизительно таково:
Наши разъезды на линии разъезда Букреевка. Полки на окраине города.
Группа ген. Третьякова (Марковцы, Алексеевцы) после взятия города Тима заняла частью сил Щигры, частью двигалась на узловую станцию Мармыжи.
Поезд штаба 1-ой пехотной дивизии прибыл на главный курский вокзал, вследствие чего поезд нашего штаба перешел по ветке в центр города на городскую станцию.
Правее ген. Третьякова части ген. Шкуро заняли ж.д. узел Касторную.
Влево — Дроздовцы заняли город Льгов.



Из этой схемы видно, как ничтожны были наши силы для бесконечных просторов нашей Родины.
Не оставалось ничего иного как оперировать вдоль железных дорог. К счастью для нас противник, превосходивший нас числом во много раз, также тянулся к железным дорогам, а кроме того не имел до сих пор на этом фронте сильной конницы. Благодаря этому нам пока благополучно сходила с рук наша дерзость. Промежутки меду отдельными войсковыми группами, как тогда говорилось, охранял Св. Николай Угодник.
О взятии Льгова мы получили известие вечером 7 сентября, и я тотчас же испросил разрешение и полковника Скоблина и ген. Тимановского на поездку туда на свидание с женой, которая почти 1,5 года тому назад уехала через советско-украинскую границу к родным и о которой с тех пор я не имел известий.
Льгов был взят, но ничего не было известно, кем заняты промежуточные станции между им и Курском, т.к. телеграф еще не был восстановлен даже на соседнюю с Курском станцию Дьяконово. Решил все же ехать напрямик.
От подчиненного нам коменданта станции Курск я достал паровоз, на котором и погрузился утром 8 сентября, с пулеметом и 3 добровольцами на всякий случай.
Проехав разъезд Решково, наш паровоз очутился словно в междупланетном пространстве. К станции Дьяково подъехали на малом ходу. Начальник станции сообщил, что со следующей станцией Лукашевка никакой связи не имеет, и кем она занята - не знает. По слухам вчера там были красные. Все служащие станции вовсю глазели на «Деникинцев», которых еще не видели. Через несколько минут трогаемся далее, внимательно осматривая местность и путь перед собою. Подъезжая к Лукашевке еще издали видим скопление на ней людей в солдатских шинелях.



Свои или чужие? Досадую, что не взял с собой бинокль. Особенно вводит нас в смущение красный значок на платформе, в виду чего приближаемся осторожно и готовы каждый момент дать задний ход. Несколько томительных минут и вдруг ясно различаем Корниловские фуражки и погоны. Но откуда здесь Корниловцы? Оказывается на станции стоит эшелон 3-го Корниловского полка. Этот полк, так же как когда-то 2-ой Корниловский полк находился в стадии самочинного формирования в районе Харькова. Когда же у Дроздовцев перед Льговом были затруднения, полк этот по распоряжению Командующего Армией был переброшен ко Льгову, в занятии которого сыграл значительную роль.
Мы об этом ничего не знали. Теперь полк направляется в Курск на присоединение к 1-му и 2-му Корниловским полкам. Здесь на станции я познакомился с его командиром есаулом Милеевым (донской казак), бывшим адъютантом 1-го Корниловского полка. По его словам полк прекрасно выдержал боевое крещение несмотря на малочисленность офицерского состава. (Как оказалось впоследствии, Скоблин не переносил Милеева, человека крайне прямого, не шедшего ни на какие сделки с совестью, и потому не давал ему офицеров из 1-го полка, имевшего их избыток). Полк насчитывал около 800 бойцов, из которых было не более 60 офицеров
Минут через 15 мы тронулись в дальнейший путь: полк в Курск, я во Льгов.
Около 10 часов утра я уже был на разъезде Ширекино у Льгова, где нашел штаб 13 Белозерского полка, которым командовал полк. Генерального Штаба Штейфон. На мой вопрос об обстановке он мне сообщил, что большевики, оставив Льгов, зацепились на сильной позиции верстах в 6 севернее его, благодаря чему жизнь в городе до сих пор носит тревожный характер, почему он не советует жену оставлять во Льгове.
Всех близких я нашел в добром здравии.
Ночью в городе действительно было неспокойно. Почти не смолкал ружейный и пулеметный огонь, четко доносившийся с недалекой позиции добровольцев. По временам веско вмешивалась в трескотню артиллерия.
На следующий же день 9 сентября я на том же паровозе вернулся в Курск, увозя с собой и жену, которой после моего посещения все равно нельзя было оставаться в городе после его нового занятия красными.
10 сентября.
В этот день по случаю приезда ген. Май-Маевского был в Курске назначен парад частям 1-ой пехотной дивизии, находящимся в Курске. Большинство составляли Корниловцы. После торжественного молебствия, совершенного в чудный солнечный день на Соборной площади, залитой народом, долго гремело могучее «ура» за Единую и Неделимую, за скорую встречу всех в Москве. Лихо дефилировали загорелые, молодые бойцы. Не важен был наряд, а то сердце, которое билось под ним. Громыхала тяжело артиллерия, но особенное впечатление произвели рычащие тракторы дальнобойных орудий и танки.
Прямо с парада ген. Май-Маевский отправился в Городскую Думу на обед, устроенный общественность города в честь Армии. Приглашен был туда и весь командный состав частей до командиров рот включительно.
Обед был прекрасен, но не было той веселой беззаботности, которой отличались обеды старого доброго времени. Уже внешний вид залы вносил какую-то дисгармонию. На местах уничтоженных большевиками царских портретов зияют темные, запыленные ниши.
Как всегда начались тосты и речи. Красивые слова и ни к чему не обязывающие полупьяные обещания льются рекой. Можно подумать, что все горожане готовы стать по крайней мере Миниными. Неискренность ораторов, по-видимому, раздражает Командующего Армией, и он ловит на слове особенно рассыпающего обещания оратора, предлагая немедленно претворить слова в дело, подарив Добровольческой Армии бронепоезд «Курянин». Оратор с пафосом обещает в ближайшие же дни осуществить пожелание генерала. Однако, последний, не желая откладывать дело в долгий ящик, предлагает тотчас же пустить среди присутствующих подписной лист, что с неохотой и осуществлено. Но Боже, какие там фигурировали жалкие цифры! Богатейшие люди города и губернии (дворянство, купечество, помещики) не собрали и 20 тысяч. Доказательство дряблости и беспринципности наших «лучших людей», не помогших добровольно за очень малыми исключениями ничем Добровольческой Армии, и по первому же окрику выдававшие ключи от сейфов большевикам.
Жадность и слепая нерасчетливость! Нежелание поступиться частью имущества и потеря всего!
После истории с подписным листом настроение на обеде сразу же упало, чем и воспользовался ген. Май-Маевский, заявивший, что ему надо навестить владыку в монастыре. Уехал туда, сказав перед отъездом полк. Скоблину, что посетит наш штаб. Мы помчались домой, чтобы все приготовить к его встрече.
Должен сказать, что тотчас по взятии Курска полк. Скоблин назначил комендантом нашего штаба поручика 1-го Корниловского полка Мельникова, известного своей пронырливостью и склонностью к спекуляции, приказав ему сформировать из «надежных» пленных комендантскую роту и улучшить поезд нашего штаба.
Надо отдать должное поручику Мельникову, что рота им была сформирована действительно прекрасная, почти исключительно из бывших унтер-офицеров и словно по мановению ока одета совершенно одинаково из захваченного в Курске обмундирования. Он даже умудрился сшить в течение двух дней для целой роты (свыше 100 человек) корниловские черно-красные погоны и такие же бескозырки.
Не меньше была его энергия и по созданию поезда штаба, в который было включено три классных вагона, из которых небольшой вагон 1-го класса взял в свое пользование полк. Скоблин, вагон 2-го класса был дан для офицеров штаба, а из 3-го класса был сделан рабочий вагон штаба. Кроме того из пульмановского товарного вагона была сделана прекрасная столовая, наполненная прекрасной мебелью, посудой и картинами из местного «совдепа». Как они попали в «совдеп» никто не интересовался!
Наш скромный вагон теплушка, в котором жил ген. Третьяков в Прохоровке, отошел в вечность, как отходили туда же и спартанские доблести добровольцев, а с ними и надежда на конечный успех.
Но возвращаюсь к ген. Май-Маевскому.
Ко времени его приезда на городской вокзал, где стоял поезд нашего штаба, на площади перед ним построилась в качестве почетного караула наша комендантская рота, на фланге которой находились начальствующие лица во главе с ген. Тимановским. Вид роты был великолепный, что не могло не бросится в глаза ген. Май-Маевскому, который довольный ею, говорит маленькую речь, кончая ее словами:
«Спасибо родные корниловцы за блестящее взятие Курска!»
Рота рявкнула: «Рады стараться, Ваше Превосходительство!»
Картина! Не забудем, что рота состояла из сдавшихся под Курском и в Курске красноармейцев.
Ужин в нашей уютной столовой прошел очень весело и сам генерал много смеялся, вспоминая этот анекдотичный эпизод.
В районе Курска мы задержались лишь до 12 сентября, пока общий фронт не выровнялся по линии Воронеж-Кастроная-Щигры-Курск-Льгов. За эту неделю полки нашей группы значительно полнились добровольцами и солдатами; последними исключительно из состава взятых в Курске пленных.
Полки теперь приблизительно насчитывали:
1-ый и 2-ой Корниловские по 1800-2000 штыков при 15-20 пулеметах.
3-ий Корниловский до 1000 штыков при 8-10 пулеметах.
Если бы последнему полк. Скоблин дал офицеров 1-го и 2-го полков, то и этот полк мог быть усилен значительно, что однако не было проведено в силу личных трений между полк. Скоблиным и есаулом Милеевым. Вышеупомянутое усиление полков было, однако, совершенно ничтожно в сравнении с тем, чем могло быть. Ведь каждый день к нам в штаб приходили ходоки из деревень с просьбой объявить мобилизацию, на которую крестьяне откликнуться тысячами, чтобы поскорее свалить ненавистных большевиков, властвовавших в этом районе уже почти два года. Мобилизация же была нужна крестьянам как страховка семей и себя в случае неудачи. О прекрасном настроении крестьян доносили и части, расквартированные по селам. Тем не менее, телеграфные просьбы ген. Тимановского о производстве мобилизации успеха не имели. Во 1-х Ставка ген. Деникина по-видимому не доверяла крестьянам, а во 2-х ходили у нас злостные слухи, что там боялись дальнейшего развертывания «цветных» войск, занимаясь в тылу нежизнеспособными формированиями полков старой русской армии. Между тем в случае объявления мобилизации мы свободно могли сформировать по крайне мере еще один полк (4-ый Корниловский) и довести все четыре полка тысяч до 4000 штыков каждый, что имело бы громадное значение под Орлом. Оружия захваченного в Курске и в боях под ним было достаточно.
Почти те же перспективы были у Марковцев, Дроздовцев и Алексеевцев.
12 сентября началось дальнейшее наступление на север к Орлу…