ХОЛЯЕВ С.В. ПАРТИЯ ЭСЕРОВ В БОРЬБЕ ЗА ВЛАСТЬ В ХОДЕ РЕВОЛЮЦИИ И
ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ (1917-1922)
Ключевые слова: эсеры, национально-государственные интересы России, революция, гражданская война, А.Ф.
Керенский, Верхнее Поволжье, Сибирь.
В статье рассматриваются последствия для России борьбы партии эсеров за власть в ходе революции и
гражданской войны в 1917-1922-х годах. Показано, что, сумев получить контроль над большинством
региональных и местных органов власти на февральском этапе революции, эсеры до предела обострили
политическую обстановку в стране, создав потенциальные условия для распада России. В революционных
условиях партия не только была лишена возможности добиться сохранения территориальной целостности
государства, но не могла защитить даже и собственные партийные организации от притеснений национальных
политических партий.
Долгое время в отечественной историографии партия социалистов-революционеров
подвергалась ожесточенной критике. Советские историки отчасти положительно оценивали
лишь ее террористическую деятельность в период, предшествовавший 1917 году [1, с. 54, 55,
60]. На постсоветском этапе, напротив, появился целый пласт исследований, сочувствующих
«крестьянской» партии, и утверждавших, что ее возможный успех в ходе революции давал
шанс на укрепление реальной демократии в России. Так, в двух фундаментальных
монографиях, вышедших в 1990-х годах, деятельность эсеров оценивалась с положительной
стороны [2; 3]. По мнению авторов, они хотели «расконсервировать» демократический
потенциал народа, обеспечить максимальное развитие приглушенных, но не подавленных до
конца традиций народоправства, сохранившихся лишь на низовом уровне, хотя и не
закрепленных в мировоззрении народа. Освобожденные демократические традиции
крестьянства виделись М.И. Леонову и К.Н. Морозову подходящей основой для превращения
страны в подлинное демократическое общество [2, с. 5; 3, с. 12].
В статье мы задаемся вопросом, куда на деле вели представления эсеров о национальногосударственных интересах России, и как сказалось на ее положении укрепление позиций
эсеровской партии в региональных и местных органах власти. Деятельность партии будет
рассматриваться в период с 1917 по 1922 гг., когда социалисты-революционеры имели доступ
к органам государственной власти (поначалу даже высшим) и могли практически бороться за
овладение ими. Мы сознательно абстрагируемся от политической деятельности, которая
связана с борьбой эсеров за реализацию прав Учредительного собрания, и находится обычно
в зоне повышенного внимания. Об этом он пишет в монографии «Политические партии России
в борьбе за власть (1905-1922 гг.) [4, с.177-183, 185-189, 191-199].
По существу, нас интересует вопрос: а способны ли были эсеры отстоять национальные
интересы государства и сохранить единство страны? Также отметим, что борьба за власть на
местном уровне при рассмотрении событий 1917 года ограничится показом одного из
регионов – Верхнего Поволжья. Это объясняется двумя причинами. Во-первых, главный
конфликт революции заключался в расколе центральной и региональной государственной
власти, и потому в 1917 году политические процессы, происходившие в центре и на местах,
не совпадали. Соответственно, понять революционные процессы можно только при
параллельном рассмотрении политических явлений в центре и на периферии. Верхневолжский
регион достаточно репрезентативен для этого, так как находится неподалеку от обеих столиц.
Во-вторых, партия эсеров имела в Верхневолжье не самые сильные позиции, по сравнению с
другими регионами. По меньшей мере, в трех районах ее достижения были намного весомее.
Это Черноземье (Курск, Орел), Поволжье и Сибирь. И, значит, пример Верхнего Поволжья
объективно показывает некий усредненный уровень контроля над органами региональной и
местной власти, достигнутый эсерами в стране.
В революционных условиях 1917 года основная борьба за власть происходила внутри
социалистического лагеря - между радикальными социалистами (большевиками) и
умеренными социалистами (эсерами и меньшевиками). Уже с первых весенних дней
революции социализм превратился в ведущее направление общественной мысли.
Большевики, во главе с В.И. Лениным, неоднократно утверждали, что социалистические
партии, входя во время войны в национальные правительства, переходили на службу к
собственной буржуазии, то есть подчинялись местным либералам [5, с. 461]. Это мнение
соответствовало положению дел в европейских странах. Социал-демократы Германии,
Великобритании и Франции в условиях войны в составе правительств действительно верой и
правдой служили собственной буржуазии, поскольку ведущей силой в этих странах была
именно она. Но в России все обстояло иначе. Буржуазия здесь в начале XX века располагала
сильными экономическими позициями, но имела слабые рычаги влияния на политическую
власть. И когда в феврале 1917 года она все же получила доступ к власти, у нее уже имелся
мощный конкурент в лице социалистов. В России 1917 года правые социалисты были
самостоятельной силой, и именно они обрели вначале наиболее мощную поддержку общества.
В отличие от кадетов, они непосредственно опирались на широкие народные массы, за ними
стояли реальные силы, и потому не они находились в услужении буржуазии, а, скорее
наоборот [6, л.л. 76-77].
Так расценивали создавшееся положение и меньшевики, первоначально возглавившие
умеренно-социалистический блок. По заверению редакционной статьи «Временное
правительство и рабочий класс», опубликованной 12 марта 1917 года в центральном
меньшевистском органе - «Рабочей газете», буржуазия помогала социалистам в закреплении
революционного строя. «То, что является программой – минимум для социалистического
пролетариата, есть вместе с тем наивысший предел того, что может быть достигнуто в рамках
буржуазного общества… рабочий класс должен помнить, что лишь зорко следя за
деятельностью правительства, лишь оказывая на него непрерывное давление, добьется он
обещанных демократических реформ… И наше дело помочь ему довести революцию до конца
и в то же время препятствовать попыткам с его стороны – эту революцию задержать или
повернуть назад» [7, с. 153-154]. Соответственно, меньшевики не хотели мешать Временному
правительству выполнять программу «наивысшего буржуазного предела», но не собирались и
предоставлять ему свободу политической деятельности, ограничивая ее пределами
провозглашенных обещаний. При этом противостояние с большевиками в 1917 году наглядно
продемонстрировало слабости меньшевиков. Они не сумели составить по-настоящему
серьезную конкуренцию большевикам. Сохранившись как политическая сила, тотем не менее,
они выступали главным образом в качестве союзников эсеров.
Социалисты-революционеры, напротив, относительно более слабо проявив себя в
феврале-марте 1917 г. (особенно в Петрограде), в дальнейшем превратились в ударную силу
блока умеренных социалистов. В отличие от меньшевиков, влияние данной партии уже с
февральского этапа революции неуклонно росла. В итоге, ответственность за формирование
политики блока, в период с февраля по октябрь, да и в последующем, полностью несет партия
эсеров, являвшаяся крупнейшей партией Февраля, единственной силой, наравне с
большевиками претендовавшей на победу в революции.
Как только социалисты-революционеры возглавили блок, решительность его действий
сразу возросла. И уже к маю 1917 года у входивших в него партий сосредоточилась почти вся
местная власть. Эсеры прочно доминировали во всех комитетах общественной безопасности
(КОБах), уездных земствах. Они начинали постепенный захват губернских земств.
Меньшевики же преобладали в городских думах. Так, в Верхнем Поволжье (в 3-х губерниях -
Владимирской, Костромской и Ярославской) к июню 1917 года региональная власть почти
безраздельно перешла к умеренным социалистам: во Владимирской и Костромской губерниях
- полностью, в Ярославской – кадеты, еще сохраняя посты губернского комиссара (Конст.
К.Черносвитов), городского головы (В.С. Лопатин), пытались противостоять эсерам в
губернском земстве [8, л.л. 8-10].
Стратегия эсеров в провинции заключалась в борьбе с кадетами за концентрацию в
своих руках основной власти. Наиболее острый характер приняли события во Владимире.
Единоборство ведущих политических сил (кадетов и умеренных социалистов) произошло на
съезде представителей комитетов общественной безопасности и Советов рабочих, солдатских
и крестьянских депутатов Владимирской губернии, проходившем с 15 по 17 апреля. Съезд,
организованный поддерживавшим кадетов губернским КОБом, собрался для разработки
положения об органах управления губернией. Повестка не предусматривала переизбрания
существовавшего комитета. Но крестьянская и рабочая группы, соответственно, эсеры и
меньшевики, воспользовались большинством и настояли на таком переизбрании. Решение
приняли 72 голосами против 8 при 12 воздержавшихся и 1 отсутствующем. В качестве
законодательного принципа установили положение о преобладающем представительстве в
комитете рабочих, солдат и крестьян. Тут же избрали новый руководящий орган КОБа (Совет
губернского комитета) из 13 членов крестьянской группы, 4 – от рабочей, 2 - от старого
губернского комитета и 2 - от городов. Совету КОБа поручили принять дела от старого
комитета. Усилия меньшинства повлиять на собрание были безуспешными. Таким образом,
на съезде произошел переворот, кардинально изменивший соотношение политических сил во
Владимирской губернии [9, л.л. 14 об., 15 об., 16 об., 18 об.].
В дальнейшем обстановка во Владимире смягчилась. В начале мая Совет КОБа
увеличился на 12 человек (теперь он состоял из 24 рядовых членов и 9 членов президиума).
Туда и в губернский комитет было допущено несколько кадетов. Но это не меняло
послесъездовского соотношения сил. Основные должности сохранялись за умеренными
социалистами: председатель комитета – меньшевик М.А. Иорданский, заместитель
председателя – меньшевик М.П. Останков. 30 мая произошло давно ожидавшееся событие.
Губернский комитет переизбрал губернского комиссара. Вместо кадета С.А. Петрова был
назначен меньшевик-интернационалист М.А. Братенша, а его помощниками стали эсер Н.Ф.
Горшков и В.Н. Фролов (также социалист). Более правый городской КОБ (председатель –
народный социалист А.М. Лифанов, секретарь – кадет М.И. Семеновский) предпринял
попытку защитить прежнего комиссара, обратившись в министерство внутренних дел с
жалобой на незаконное устранение Петрова, «назначенного Временным правительством». Но
правительство никак не могло повлиять на ситуацию во Владимире, ограничившись
несколькими телеграммами, запрашивающими, «на какой почве произошел конфликт» [9, л.л.
30, 34, 40, 43-43 об., 49-49 об.; 10, с. 210; 11, 26 апреля, 4 мая].
Более плавно, но не менее заметно вытеснялись кадеты из властных структур в
Костромской губернии. Просто при формировании новых органов управления на
руководящие должности выбирались социалисты, как правило, эсеры. В частности, 27-28
апреля 1917 года в Костроме прошло организационное заседание уездного КОБа.
Подавляющее большинство выборных мест досталось эсерам (уездный комиссар – Широкий,
его заместители – Фролов и Смирнов; президиум комитета: председатель Барыков,
заместитель председателя Зимин и секретарь Свинкин). С 1 по 4 июня первая после Февраля
сессия губернского земства избрала председателя и трех членов губернской земской управы
(председатель - В.А. Дмитриев, члены управы: Я.П. Скороходов, Н.В. Силкин - все эсеры, и
меньшевик Е.Ф. Дюбюк). Собрание сохранило трех прежних членов управы (кадетов) для
обеспечения преемственности, тем более что до новых выборов в земства оставалось всего
несколько месяцев [12, л. 1; 13, 3 мая, 18 июня].
Усиление позиций социалистов в провинции во многом способствовало и вхождению
социалистов в новый состав правительства. В итоге, Временное правительство быстро
утратило однородно либеральный характер и стало коалиционным [14, л. 17]. Правым
социалистам досталось меньше портфелей, чем либералам (6 из 15). Но комбинация здесь
была несколько иной. Союз с социалистами заключила группа либеральных министров, не
входившая в состав кадетской партии. Эта группа во главе с Г.Е. Львовым также насчитывала
6 человек (без учета А.Ф. Керенского, включенного в данном случае в группу социалистов, но
с Н.В. Некрасовым) и была готова продолжать революцию дальше, за пределы кадетской
программы. Таким образом, сложился союз двух равных по численности сил (6 и 6 портфелей)
сил, явно направленный против кадетов. За кадетами остались лишь три министерских поста
- финансов, просвещения и государственного призрения (социальная сфера). При этом
социалисты становились одной из ведущих политических сил в правительстве. К ним
переходили важные министерские должности - военного и морского министра (эсер А.Ф.
Керенский), земледелия (лидер эсеров В.М. Чернов), юстиции (трудовик П.Н. Переверзев),
почт и телеграфов (меньшевик И.Г. Церетели), труда (меньшевик М.И. Скобелев) и
продовольствия (народный социалист А.В. Пешехонов) [15, с. 103].
Однако в отличие от львовских либералов, эсеры становились не просто партией,
представленной в правительстве, но, по сути, правящей партией, так как умеренные
социалисты обладали в мае 1917 года наибольшей силой, сконцентрировав крупные
политические ресурсы. С мая 1917 года эсеры окончательно стали ведущей силой страны.
Первоначально они опирались в политической борьбе на массовые слои населения.
Крестьянством они владели безраздельно. По выражению В.И. Ленина, фирма эсеров царила
в деревне [16, с. 266]. Такие органы, как Советы крестьянских депутатов, созданные в ходе
революции, не только в Феврале, но даже длительное время после Октября, находились под
полным контролем эсеров [14, л. 29-30]. Сильные позиции имели эсеры и среди солдат, за
которых у них шла ожесточенная борьба с большевиками. Именно эти две партии имели
наибольшую популярность в солдатской среде [17, л.л. 17-17 об., 19 об., 21-21 об.; 18, 19
марта]. Сложнее складывались у эсеров отношения с рабочими. Но, во-первых, определенной
долей влияния они обладали и здесь, а во-вторых, политическими союзниками эсеров были
меньшевики, которые соперничали с большевиками за преобладание в рабочем движении.
По некоторым сведениям, в 1917 году в эсеровской партии в ее лучший период
насчитывалось до 1 млн. членов. Бесспорно, это была самая многочисленная партия - в нее
крестьяне порой записывались целыми деревнями, а солдаты - ротами [19, с. 184].
Критерием силы для любой партии служат выборы, тем более, что в 1917 году они были
всеобщими. В большинстве городов перед выборами в органы местного самоуправления
(городские думы), проходившие летом 1917 года, эсеры заключали предвыборные соглашения
(блоки) с меньшевиками. Но в 46 городах они вступили в предвыборную борьбу
самостоятельно, без блока с меньшевиками, и из них в 37 городах численность населения
превышала 20 тысяч жителей. И в этих 37 городах от эсеров было избрано 44% депутатов,
тогда как от социал-демократов (и большевиков, и меньшевиков) только 20%, то есть в два
раза меньше. В 14 городах, в том числе в Москве, Тамбове, Иркутске, Омске, Оренбурге,
Екатеринбурге, эсеры получили абсолютное большинство мест в думах, а в 29 сформировали
самые многочисленные фракции. Итоги выборов показали рост популярности эсеров в народе
[19, с. 187-188].
И, несомненно, эсеры имели все основания рассчитывать на победу в Феврале, являйся
они прагматичной партией, такой, как, например, большевики. Но Февраль показал, что эсеры
были скорее партией эмоций, а не рассудка. Сегодня становится модным рисовать благостный
образ ПСР, как несчастной жертвы нечестного поведения большевиков. Но не будем забывать
– в партию эсеров входили не скромные интеллигентные люди, а бунтари, прошедшие горнило
революционных боев с самодержавием. В отличие от большевиков, значительная часть эсеров
прошла в заключении через более тяжкие испытания - каторгу. Так что это была партия,
вполне сопоставимая с большевиками.
Как известно, эсеры потерпели поражение в борьбе с большевиками вследствие той
чрезвычайно накаленной обстановки, которая сложилась тогда в стране. Но накаляли эту
обстановку эсеры не менее активно, чем большевики. В стране, где народ впервые
почувствовал силу, эсеры закладывали в него большие социальные ожидания, ничего не
говоря о возможных трудностях в будущем. При этом выполнение большинства обещаний
откладывалось на неопределенный срок - до созыва Учредительного собрания, так как только
данный орган, выражающий волю всего русского народа («хозяин земли русской»), мог, по их
утверждениям, начать проведение широкомасштабных реформ. Крестьянство призывалось к
ожиданию, поскольку кроме него в России есть и другие классы, например, буржуазия, и пока
в стране продолжается война, столкновения внутри общества недопустимы. Эсеры обещали в
случае победы на Учредительном собрании мирным путем провести антибуржуазные
реформы [20, с. 12; 21, с. 203].
Эсеры сознавали, что их политика начинает приходить в некоторое противоречие с
настроениями народа, и потому старались всячески отвлечь его от социальных ожиданий,
доведя борьбу против кадетов на губернско-уездном уровне до почти полного вытеснения
либеральной партии из органов власти. Поначалу, завладев в феврале-марте большинством в
главных органах местной власти – комитетах общественной безопасности, они повели борьбу
за расширение представительства своих сторонников, а также представителей простого народа
(рабочих, солдат и крестьян) в старых дореволюционных органах местного самоуправления -
земствах и городских думах. В результате такой «демократизации» число вновь включенных
превысило число прежних, дореволюционных депутатов. В качестве примера приведем
масштаб «демократизации» уездных земств в Ярославской губернии: «В Даниловском
уездном земстве – новых гласных 38, старых 14; в Пошехонье – новых 56, старых 18; в
Романово-Борисоглебске (нынешний Тутаев – С.Х.) – новых 24, старых 13; в Ростове – новых
44, старых 23; в Рыбинске – новых 22, старых 17; в Угличе – новых 20, старых 6» [8, л. 8 об.].
Часто происходило прямое вмешательство эсеровских КОБов в работу городских дум
и земств. Так, в Мологе (Ярославская губерния) местный КОБ выразил недоверие городской
думе [22, л. 3 об.]. В тех губерниях и уездах, где комиссарами были кадеты, КОБы нередко
начинали борьбу за смещение «слишком правых» комиссаров. Пример Владимира уже
приводился. Летом 1917 года, после выборов в городские думы и земства, на которых эсеры
(часто в союзе с меньшевиками), как правило, одерживали победу, умеренные социалисты
переходили в городские думы и земства и там начинали обратный процесс, активную борьбу
за ликвидацию КОБов [23, с. 111].
Таким образом, весь период с Февраля по Октябрь для страны была типична атмосфера
острой и непримиримой, но зачастую мелочной борьбы. И ее основными зачинщиками
выступали именно эсеры. Такое их поведение одна из кадетских газет (ярославская газета
«Голос») очень метко назвала «партийной исступленностью» [24, 22 июля]. Эта борьба была
вредной для страны, расшатывавшей местную власть, ослаблявшей авторитет власти в
обществе и, в тоже время, сеявшей семена вражды, ненависти. Народ привыкал к такой
обстановке. В нем росла ненависть и к более зажиточным слоям населения, и к власти, как
центральной, так и местной. Мелкие конфликты парализовали местную власть, приводя к
появлению новых противоречий уже внутри губерний. В провинции разгоралась губернско-
уездная борьба и борьба внутри уездов. Конфликты проникали на самый низовой уровень -
волостной. Для него была характерна борьба между волостными КОБами, которые крестьяне
рассматривали как чисто крестьянские органы, и потому их поддерживали, и новой земской
единицей - волостным земством, введенным только в ходе революции 1917 года. Крестьяне
считали волостное земство порождением чуждой им городской, интеллигентской среды -
ненужным крестьянству учреждением [10, с. 93, 94, 112, 296; 25, 21 сентября]. Этот спор
привел к новому конфликту, нехарактерному прежде для деревни - между крестьянством и
местной интеллигенцией (земскими учителями и врачами). Он стал началом той острой
борьбы, которая хотя и развернется на селе во всю ширь в основном уже в послеоктябрьский
период, начало свое берет именно в Феврале [26, 6 сентября].
Получая в провинции все большие полномочия, эсеры разжигали в обществе атмосферу
ненависти. Одновременно росли требования народа о желательности скорейшего начала
реформ. И эсеры оказались жертвой своего двоякого положения. С одной стороны, почти вся
местная власть находилась под контролем эсеров, и потому ожидания народа закономерно
обращались к эсеровской партии. Сосредоточение власти на местном уровне несло для эсеров
колоссальный отрицательный заряд, поскольку в глазах народа они уже давно
ассоциировались с властью. Но, с другой стороны, реализовать эти требования могла только
центральная власть. И тут видится главная проблема для эсеров.
Внешне в это время складывалось впечатление, что эсеры, по существу уже
контролируют и Временное правительство, которое в июле 1917 года возглавил эсер А.Ф.
Керенский. Однако на деле данное обстоятельство вовсе не означало, что партия
действительно превратилась в доминирующую политическую силу. Являясь главой
правительства, А.Керенский на деле был формальным членом партии. Фактически имея самое
отдаленное отношение к ее организационным структурам, он скорее отдалял партию от
центральной власти, ориентируясь в правительстве на ту группу министров - львовцев, с
которой работал еще в первом - чисто либеральном - кабинете. Оторванность Керенского от
партии сыграла с эсерами роковую роль. Его политика лавирования между правыми
социалистами и левыми либералами привела к тому, что правительство, не получив никакой
организационной опоры, можно сказать «повисло в воздухе», в то время как партийные
структуры эсеров могли оказать Керенскому недостающую поддержку. Поэтому эсеры одной
из причин своего поражения считали политику Керенского [27, л. 5]. После Октября они
решительно отказались от всяких контактов с ним.
Итак, обладая всеми рычагами для получения власти, ПСР проявила в дооктябрьский
период удивительное безволие. Она не настояла на переговорах с Керенским и не потребовала
от него передачи партии всей власти. Хотя в партии такие настроения были. На 7-м Совете
партии, в начале августа, один из лидеров левого крыла М.А. Спиридонова предлагала
установить в стране единовластие партии эсеров, как наиболее многочисленной и самой
влиятельной, но это предложение не нашло поддержки [19, с. 191]. Партия, захватившая почти
всю местную власть, не добилась контроля над властью центральной.
Между тем, страна переставала ощущать себя единым целым. Это была уже не единая
нация, а совокупность различных общественных групп - крестьян, солдат, рабочих,
промышленников и т.д. Продолжавшаяся война усиливала неприязнь народа к власти. При
этом эсеровская доктрина делала лишения военной поры, по существу, бессмысленными. В
соответствие с нею, в случае победы Россия не должна была получать компенсацию в виде
каких-либо территории или денежного вознаграждения [28, с. 483-484]. Заметим, что такая
постановка вопроса вполне устраивала лишь союзников, не горевших желанием выполнять
дофевральские договоренности о передаче России части территорий Германии и ее союзников
(Австро-Венгрии, Турции и Болгарии). Поэтому декларация эсеров, составленная, кстати, в
Лондоне, и акцентировавшая внимание на том, что Россия не имеет великодержавных
претензий [29, л.л. 37-37 об.], в полной мере отвечала интересам Британии и Франции.
Особенно много внимания в этой декларации уделялось польскому вопросу. Стремление
Николая II объединить Польшу под началом России, присоединив к «русской» Польше
территории, полученные Пруссией и Австрией в ходе польских разделов XVIII века, то есть
объединить все земли, входившие ранее в состав польского государства, было названо
«фальшивым и неискренним обращением», издевательством «над страданиями и
заветнейшими мечтами польского народа» [29, л. 37]. Наряду с этим, острой критике
подвергалось намерение присоединить к основной части Украины Галицию [29, л. 37]. По
мнению эсеров: «Право наций на самоопределение – это ведь право на жизнь, это право
священное и неприкосновенное. И потому естественно предполагать объединение
человечества на федеративных началах снизу вверх» [30, л. 2].
Объективно эсеровская программа федерализации прямо вела Россию к распаду и, по
существу, представляла собой инструмент демонтажа империи. Примечательно, что при этом
они не завоевали каких-либо особых симпатий у националистов «угнетенных народов». Так,
к примеру, белорусский социалист Т. Шаповал утверждал, что Россия всегда душила другие
народы, как удав кроликов. И без царя стала душить еще больше! «Теперь слава Богу нет
России: удав убит и кролики выскочили из него и разбежались» [30, л. 2].
Особенно показательна в этом плане судьба социалистов-революционеров на Украине,
являвшейся одним из главных регионов распространения влияния партии: первые партийные
организации возникли в Полтавской, Харьковской и Киевской губерниях. Но сразу после
победы революции в крестьянских массах большим спросом начала пользоваться украинская
партия социалистов-революционеров. Правильные взаимоотношения между двумя партиями
- общероссийской и украинской - установились в немногих местах. Чаще всего их
взаимоотношения были откровенно враждебными: общероссийскую ПСР обвиняли в
шовинизме, несмотря на то, что та поддерживала украинскую партию в требовании созыва
отдельного Украинского Учредительного собрания [31, л.л. 100-101]. На Украине, как и по
всей России, деревня считала «своей» единственную партию – партию эсеров. Целые села и
деревни причисляли себя к с.-р. Партия стала массовой. Тем не менее, на родине эсеровщины,
как политического направления, в Полтавской и Харьковской губерниях, все сельские
организации перешли к украинской партии [31, л. 98]. Следовательно, эсеры были
органически не способны противостоять всевозможным национальным движениям, и не
могли защитить от распада не только Россию, но даже и собственные партийные организации.
Общее ухудшение ситуации в стране было закономерным следствием политического
курса, проводимого эсерами, политика которых усиливала вражду и ненависть в российском
обществе, резко ослабляла центральную власть. Вследствие раскола центральной и местных
властей, распадались уже и внутригубернские связи. К осени 1917 г. для России была
характерна даже не губернизация, а уезднизация страны. Возникла и стала первейшей
продовольственная проблема. Южные губернии, почувствовав слабость центра, отказывались
отправлять продовольствие в центральные и северные регионы. Каждый уезд занимался
самообеспечением. Местные власти в поисках выхода запрещали вывозить продовольствие за
пределы своих городов. Так, Костромская городская управа 24 сентября 1917 года обратилась
в министерство земледелия с просьбой о предоставлении городам губернии права делать
самостоятельные закупки питания, так как губернская продовольственная управа «…не в
силах в достаточной степени заботиться о городском населении» при такой обширности
территории и громадном числе жителей губернии [32, 24 сентября].
К осени 1917 года, когда положение в стране стало катастрофическим, возродились
шансы на успех у политических противников эсеров – большевиков. Борясь за созыв
Учредительного собрания, эсеры стремились предстать перед народными массами в образе
патриотов, противодействующих иностранному вторжению (Германии), утверждали, что
большевики разогнали Учредительное собрание «по приказу немцев» [33, л. 3]. На наш взгляд,
созыв данного Учредительного собрания, с предоставлением ему, то есть партии эсеров,
полной политической свободы, ввергал Россию в гораздо более страшную гражданскую
войну, чем имевшая место в 1918-1920 годах. Как писал Ч.П. Киндлебергер: «Бывают времена,
когда нельзя нарушать правила и принципы, но бывают и другие времена, когда опасно
соблюдать их» [34, с. 182]. В данном случае политическая наивность эсеров и меньшевиков,
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума