Гражданская война в России, 1918-1922.

Десять мифов о Колчаке. Часть третья

Мифы с 7-ого по 10-ый
Автор: В.Г. Хандорин
Дата: 2010-01-18 00:37

Миф 7-й: об «ужасах белого террора»

Самое смешное, что этот миф высмеивал сам Ленин, писавший: «Довольно неумно порицать Колчака за то, что он насильничал против рабочих… Это вульгарная защита демократии, это глупые обвинения Колчака. Колчак действует теми способами, которые он находит» [35]. Однако – муссируют до сих пор! О красном терроре никто не напишет лучше незабвенного С .П. Мельгунова. В том, что Гражданскую войну спровоцировали именно большевики, могут сегодня сомневаться только совсем уж дремучие люди. Но сравнить все-таки придется.Никто не отрицает, что по структуре режим Колчака представлял классическую военную диктатуру. Верховный правитель соединял в своих руках всю полноту военной и гражданской власти. В декабре 1918 года Совет министров ввел смертную казнь за покушение на его жизнь или на насильственный переворот (дополнение к статье 99 дореволюционного Уголовного уложения). За подготовку покушения на жизнь Верховного правителя грозила каторга (ст. 101) и даже за печатное или публичное оскорбление его личности – тюремное заключение (ст. 103). Умышленное неисполнение его указов и приказов также каралось каторжными работами (ст. 329)[36]. Правовые пределы его власти как Верховного правителя определялись все тем же, принятым сразу после переворота «Положением о временном устройстве государственной власти в России», а в качестве Верховного главнокомандующего – восстановленным дореволюционным военно-дисциплинарным уставом, дополненным статьей 46-1, позволявшей ему в военное время своей волей разжаловать в рядовые генералов и офицеров.Но, хотя белый террор принимал весьма жестокие формы в пучине братоубийственной войны (особенно любят коммунисты цитировать известный приказ о заложниках генерала Розанова, после которого, кстати, генерал и был отстранен от командования войсками в Енисейской губернии), он бледнеет по сравнению с масштабами красного террора, которому зачастую подвергались поголовно целые социальные группы населения (вспомним декрет 1919 года о «расказачивании»). При подавлении Западно-Сибирского восстания 1921 года советские каратели истребили десятки тысяч человек. В марте этого года председатель Сибревкома И. Смирнов телеграфировал Ленину, что в одном только Петропавловском уезде при усмирении восстания убито 15 тысяч крестьян, а в Ишимском уезде – 7 тысяч [37]. Если у белых зверства являлись в основном проявлением стихийного произвола на местах, а террор носил избирательный характер, то большевики возвели террор в систему управления, когда В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский лично отдавали приказы о массовых взятиях и расстрелах невинных заложников. У А. В. Колчака и А .И. Деникина вы таких приказов не найдете – по крайней мере, лично ими подписанных. Не случайно сами большевики, давшие миру образец куда более жестокой диктатуры, нежели колчаковская, между собой (не для публики) называли Колчака «маргариновым диктатором».Не поощрялось ими и анонимное доносительство, махровым цветом распустившееся при советском режиме. Так, в мае 1919 года командующий Омским военным округом официально объявил, что анонимные доносы впредь рассматриваться не будут.Разумеется, Верховный правитель понимал необходимость раздавить красную гидру. Весьма характерное его высказывание приводит в мемуарах его министр Г. Гинс: «Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем, или они нас. Так было в Англии во время войны Алой и Белой розы, так неминуемо должно быть и у нас и во всякой гражданской войне»[38]. Это высказывание подтверждает официальный приказ Колчака от 14 мая 1919 года: «Лиц, добровольно служащих на стороне красных… во время ведения операций… в плен не брать и расстреливать на месте без суда; при поимке же их в дальнейшем будущем арестовывать и предавать военно-полевому суду».

Понимая узость задач контрразведки, Колчак первым из белых руководителей приступил к возрождению политической полиции. 7 марта 1919 года при Департаменте милиции МВД был учрежден «особый отдел государственной охраны», ставший аналогом прежней царской «охранки» (Положение о нем было утверждено 20 июня). Компетенции «особого отдела» были достаточно широкими. управляющий особым отделом подчинялся непосредственно министру внутренних дел. На эту должность был назначен бывший жандармский генерал-майор А.И. Бабушкин. Кадры особого отдела формировались из профессионалов царской охранки. В отличие от А.И. Деникина, Колчак не стеснялся широко использовать их в работе как политической полиции, так и военной контрразведки, а профессионалов старой уголовной полиции – в.работе милиции. В связи с этим уровень деятельности правоохранительных органов у Колчака был значительно выше, чем у Деникина (не в укор будет сказано Антону Ивановичу). Злоупотребления пресекались: широкую огласку получило, например, дело одного офицера, самовольно арестовавшего и расстрелявшего бывшего председателя ревтрибунала в Бийске. Для примера прочим военный суд сурово наказал офицера. В другой раз был предан военно-полевому суду и расстрелян поручик карательного отряда, в пьяном виде избивавший крестьян-подводчиков и даже расстрелявший нескольких из нихПомимо террора, в борьбе с большевизмом применялись и другие методы. Согласно разработанным колчаковским правительством в апреле 1919 года «временным правилам», все въезжавшие в Россию из-за границы русские подданные должны были представлять правоохранительным органам «удостоверения о своей непричастности к большевизму». В марте был опубликован приказ начальника штаба Верховного главнокомандующего о предании военно-полевому суду «за государственную измену» взятых в плен офицеров и генералов, служивших в Красной армии, за исключением тех, которые добровольно перешли на сторону белых. Этот приказ ярко отражал непримиримое отношение белого офицерства к своим «коллегам», пошедшим на службу к советской власти. А несколько позднее МВД издало специальный циркуляр о «чистке» государственных и общественных учреждений от лиц, замешанных в свое время в сотрудничестве с большевиками. Исключение составляли те «красные офицеры», которые добровольно перешли на сторону белых. Ясно было, что какое-то время многие были вынуждены сотрудничать с коммунистами из-за куска хлеба, особенно те, кто имел семьи. Осенью 1919 года рассматривалось дело начальника Академии Генерального штаба генерал-майора Андогского, еще в 1918 году перешедшего к белым вместе с другими сотрудниками Академии и обеспечившего перевозку ее имущества. Контрразведке стало известно, что Андогский привлекался советской властью в качестве эксперта к участию в мирных переговорах с немцами в Брест-Литовске; генерал был обвинен в активном сотрудничестве с большевиками. Дело дошло до Колчака. Он нашел обвинения неосновательными и повелел дело прекратить. В изданном по этому поводу приказе от 20 октября 1919 года Верховный правитель распорядился отложить до победы в войне расследование всех дел, связанных с вынужденной службой кого бы то ни было у красных, поскольку, как говорилось в приказе, в обстановке временного разъединения России нельзя выяснить всех обстоятельств этих дел.Уже 28 мая 1919 года Колчак обратился к командирам и бойцам Красной армии с воззванием, в котором призывал их переходить на сторону белых, обещая каждому добровольно сдавшемуся в плен полную амнистию. «Не наказание ждет его, – говорилось в обращении, – а братское объятие и привет… Все добровольно пришедшие офицеры и солдаты будут восстановлены в своих правах и не будут подвергаться никаким взысканиям, а наоборот, им будет оказана всяческая помощь»[39]. В одном из предыдущих материалов я писал о пропаганде, которая велась колчаковцами в своем тылу и в тылу красных под руководством Осведверха и Русского бюро печати. К сожалению, как и в деникинском Осваге, работа эта велась по сравнению с большевистской пропагандой недостаточно эффективно, можно сказать кустарно, если не считать отдельных выдающихся пропагандистов типа В.А. Жардецкого и С.А. Ауслендера.