Гражданская война в России, 1918-1922.

Побег узников Быховской тюрьмы 19 ноября 1917 года

К августу 1917 года обстановка в России продолжала ухудшаться, революционный фальстарт большевиков в начале июля ещё больше усилил раскол в обществе и армии. Близкая угроза нового большевистского выступления требовала радикальных мер. Новым главнокомандующим Русской армии генералом Лавром Георгиевичем Корниловым был выработан и согласован с правительством план по приведению в надлежащий порядок армию и тыл.

Глава Временного правительства А. Керенский в конце августа уверил Верховного главнокомандующего Русской армией Л. Корнилова, что согласен со всеми его предложениями по наведению жёсткого порядка в стране и армии. Корнилов отдал приказ о наступлении частей на Петроград. При этом 27 августа 1917 года экстренные выпуски газет назвали Корнилова «государственным изменником». В тот же день А. Керенский в телеграмме потребовал от Корнилова добровольного сложения полномочий.

29 августа от Керенского последовал приказ об отрешении от должностей и предании суду «за мятеж против Временного правительства» генерала Корнилова и его старших сподвижников. При этом Керенский провозгласил себя Верховным главнокомандующим Русской армии.

Генерал от инфантерии М. Алексеев с неохотой согласился принять должность начальника штаба у самопровозглашенного главковерха Керенского, и только для того, чтобы спасти Корнилова и его сподвижников от самосуда разнузданной солдатской массы и от «военно-революционного» суда Временного правительства. 1 сентября 1917 года Алексеев принял дела у Корнилова.

После допроса в следственной комиссии, утром 11 сентября генералы – Корнилов, Романовский, Лукомский и ряд офицеров были под конвоем привезены в Старый Быхов, что в 50-ти километрах от Могилёва и заключены в двухэтажном мрачном здании бывшего католического монастыря. Генерал Алексеев тут же вышел в отставку.

27 августа 1917 года, в день оглашения требования Керенского к Корнилову сложить полномочия Верховного главнокомандующего командующий Юго-Западным фронтом генерал А. Деникин в своей телеграмме выразил недоверие действиям Временного правительства, поддержав генерала Корнилова. Одновременно начальник штаба Юго-западного фронта генерал С. Марков послал правительству телеграмму, поддерживавшую мнение Деникина.

Временное правительство отреагировало на эти действия арестом всего высшего командного состава Юго-Западного фронта во главе с Деникиным и Марковым и заключением их в тюрьму Бердичева. Арест был произведён 29 августа комиссаром Юго-Западного фронта Н. Иорданским. Через месяц было решено переправить узников в Быхов, чтобы судить всех вместе. 27 сентября, во время пересылки на вокзал в Бердичеве, генералы чуть было не стали жертвами разъяренной толпы. Антон Иванович Деникин так описывал тот день: «Толпа неистовствовала. … Надвигалась ночь. И в ее жуткой тьме, прорезываемой иногда лучами прожектора с броневика, двигалась обезумевшая толпа; она росла и катилась, как горящая лавина. Воздух наполняли оглушительный рев, истерические крики и смрадные ругательства. … Юнкера, славные юноши, сдавленные со всех сторон, своею грудью отстраняют напирающую толпу, сбивающую их жидкую цепь. Проходя по лужам, оставшимся от вчерашнего дождя, солдаты набирали полные горсти грязи, и ею забрасывали нас. Лицо, глаза, уши заволокло зловонной липкой жижицей. Посыпались булыжники. Бедному калеке генералу Орлову разбили сильно лицо; получил удар Эрдели, и я – в спину и голову». Расправы не произошло, по мнению А. Деникина, только благодаря решительным действиям штабс-капитана В. Бетлинга.

Генералы, арестованные в Ставке и содержавшиеся в Быховской тюрьме, избежали таких издевательств. Здесь наружную охрану несла полурота Георгиевских кавалеров в количестве 50 человек, которые находились под сильным влиянием советов; внутреннюю службу несли 400 всадников Текинского конного полка, беспрекословно преданные генералу Лавру Георгиевичу Корнилову. Между георгиевцами и текинцами существовала большая рознь. Но так как в охране текинцев было значительно больше, то георгиевцы вели себя достаточно корректно и несли свою часть службы исправно.

После прибытия арестантов из Бердичева в Быховской тюрьме в ожидании суда находилось 29 человек, среди них генералы: Л. Корнилов, А. Деникин, А. Лукомский, С. Марков, И. Романовский, И. Эрдели, Ю. Плющевский-Плющик, Н. Тихменев, В. Кисляков, Г. Ванновский, В. Селивачев, М. Орлов, Е. Эльснер, И. Павловский, Д. Сергиевский; полковники: Л. Новосильцев, В. Пронин, И. Соотс, И. Гринцевич; есаул — И. Родионов; капитаны: В. Роженко, А. Брагин; штабс-капитаны: Князь Крапоткин, Н. Андерсен, Г. Чунихин; поручик — В. Клецанда; прапорщики: С. Никитин, А. Иванов; и частное лицо, бывший член Государственной думы — А. Аладьин.

28 августа 1917 года Временное правительство учредило «Чрезвычайную комиссию для расследования дела о бывшем верховном главнокомандующем генерале Л. Корнилове и соучастниках его». Председателем комиссии был назначен военно-морской прокурор И. Шабловский, а членами – военные юристы полковники Н. Украинцев и Р. Фон Раупах, судебный следователь Н. Колоколов. Несмотря на давление со стороны Керенского, Комиссия имела непредвзятое отношение к обвиняемым, которое вскоре переросло в сочувствие. По инициативе членов комиссии в сентябре 1917 года была опубликована телеграфная лента переговоров Керенского и Корнилова, представившая Корнилова в выгодном свете в глазах общественности.

Один из узников Быховской тюрьмы генерал А. Лукомский в своих воспоминаниях оставил такую информацию о положении заключенных: «Официально мы всё время, кроме необходимого на пищу и предоставляемого для прогулки, должны были сидеть по своим комнатам, но в действительности внутри здания мы пользовались полной свободой и ходили, когда хотели, один к другому. Денежного содержания лишили, но пищу нам разрешено было готовить на казённый счёт такую же, как давали в офицерских собраниях. Из Ставки в Быхов был прислан повар, и нас кормили вполне удовлетворительно… Прогулка нам разрешалась два раза в день во дворе, вокруг костёла. Впоследствии для наших прогулок отвели большой сад, примыкавший к дому, в котором мы помещались».

Вечерами «сидельцы» собирались в самой вместительной из камер — для обсуждения последних новостей или заслушивая чьего-либо доклада на политическую или историческую тему. Близкие друзья – генералы Деникин, Романовский и Марков – могли до глубокой ночи беседовать у себя в камере.

Если бы узники пожелали бы осуществить побег из тюрьмы, то он бы не представлял особых затруднений, но он был недопустим по политическим и моральным причинам. Узники считали себя перед страной, армией и своим народом если не с юридической, то хотя бы с моральной стороны правыми. Они хотели, ждали и готовились к предстоящему суду, желая полной своей реабилитации. И когда в начале октября им сообщили, что Керенский заявил, что суда не будет, это известие их сильно расстроило.

25 октября (7 ноября) 1917 года большевики взяли власть в Петрограде. С падением Временного правительства юридическое положение узников в Быхове становилось совершенного неопределенным. Обвинение в покушении на свержение теперь уже не существующего правительства принимало совершенно нелепый характер. Тем не менее, генералы решили без крайней необходимости не покидать Быховскую тюрьму. Побег допускался только в случае неминуемого самосуда. На этот случай были заготовлены револьверы, несколько весьма примитивных фальшивых документов, штатские костюмы и конспиративные адреса.

После свержения Временного правительства и исчезновения Керенского, командование над армией взял на себя генерал Н. Духонин. Призвав фронт сохранять спокойствие, он стал ждать, когда образуется новое правительство и даст ему указание. 7-го (20-го) ноября 1917 года Совнарком приказал ему «обратиться к военным властям неприятельской армии» о заключении перемирия и начале переговоров. Генерал Н. Духонин в резкой форме ответил, что «в интересах России – скорейшее заключение мира», но это не относится к компетенции главнокомандующего. Это может сделать только «центральная власть, поддержанная армией и страной».

Усмотрев в ответе контрреволюцию и саботаж, Совнарком сместил Духонина «за неповиновение и поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся». Однако ему предписали «продолжать ведение дел, пока не пребудет в Ставку новый главнокомандующий» — прапорщик Крыленко.

Генерал Л. Корнилов в письме предлагал Н. Духонину план обороны Ставки, организации на ее базе центра борьбы: немедленно стянуть к Могилеву Корниловский полк, ударные батальоны, чехословацкий и польский корпуса, одну-две самые надежные казачьи дивизии, создать запасы лучшего оружия – пулеметов, автоматических винтовок, броневиков, гранат – для офицеров-добровольцев, которые обязательно будут собираться к Ставке. Но Духонин не был готов к «междоусобице» и кровопролитию. А. Деникин писал: «Духонин был и остался честным человеком. Но в пучине всех противоречий, брошенных в жизнь революцией, он безнадежно запутался. Любя свой народ, любя армию, отчаявшись в других способах спасти их, он продолжал идти «скрепя сердцем» по пути с революционной демократией, тонувшей в потоках слов и боявшейся дела». Единственное, что он попытался сделать, — это удержать на месте армию, уже сплошь пропитанную большевистскими настроениями.

Вскоре после большевистского переворота ряды «быховских сидельцев» сильно поредели. Так, 27 октября (9 ноября) 1917 года председатель Чрезвычайной следственной комиссии И. С. Шабловский, основываясь на данных следствия, своим приказом освободил большинство арестованных. К середине ноября в Быховской тюрьме под арестом оставалось всего лишь пять человек: Л. Корнилов, А. Деникин, С. Марков, А. Лукомский и И. Романовский. Атаман А. Каледин писал в Ставку генералу Н. Духонину, чтобы «быховцев» отправили на Дон, на поруки казаков.

Освободив большую часть узников по делу Корнилова, председатель Чрезвычайной следственной комиссии И. Шабловский в скором времени вынужден был спешно скрыться, и его место занял полковник Р. Фон Раупах, которому и принадлежала инициатива освобождения оставшихся арестантов. Так, утром 17 ноября 1917 года фон Раупах напечатал на бланке Чрезвычайной комиссии об освобождении быховских узников. Документ был зарегистрирован и снабжен печатью Высшей следственной комиссии, однако своей подписи на нём фон Раупах не поставил.

19 ноября (2 декабря) генерал Н. Духонин на основании приказа полковника фон Раупаха отдал, ставшее для него последним, распоряжение об освобождении генералов: Л. Корнилова, А. Деникина, С. Маркова, А. Лукомского и И. Романовского. Для выполнения распоряжения он командировал в Быхов полковника генерального штаба П. Кусонского. Прибывший в Быхов полковник Кусонский передал приказ коменданту тюрьмы.

Генерал Л. Корнилов пригласил коменданта подполковника Текинского конного полка Эргарта и отдел приказ немедленно освободить всех арестованных и приготовиться к выступлению в поход к 12 часам ночи. Первыми из ворот тюрьмы вышли генералы Деникин, Лукомский, Марков и Романовский. На квартире коменданта они переоделись и, изменив свой облик, поодиночке разными путями направились в Новочеркасск.

Вот как о самом побеге рассказал впоследствии А. Деникин: «…На квартире коменданта мы переоделись и резко изменили свой внешний облик.

Лукомский стал великолепным «немецким колонистом», Марков – типичным солдатом, неподражаемо имитировавшим разнузданную манеру «сознательного товарища». Я обратился в «польского помещика». Только Романовский ограничился одной переменой генеральских погон на прапорщичьи.

Лукомский решил ехать прямо на встречу Крыленковским эшелонам – через Могилев – Оршу – Смоленск в предположении, что там искать не будут.

Полковник Кусонский на экстренном паровозе сейчас же продолжал свой путь далее в Киев, исполняя особое поручение, предложил взять с собой двух человек – больше не было места. Я отказался в пользу Романовского и Маркова. Простились. Остался один. Не стоит придумывать сложных комбинаций: взять билет на Кавказ и ехать ближайшим поездом, который уходил по расписанию через пять часов. Решил переждать в штабе польской дивизии. Начальник дивизии весьма любезен. Он получил распоряжение от Довбор-Мусницкого «сохранять нейтралитет», но препятствовать всяким насилиям советских войск и оказывать содействие быховцам, если они обратятся за ним. Штаб дивизии выдал мне удостоверение на имя «помощника начальника перевязочного отряда Александра Домбровского», случайно нашелся и попутчик – подпоручик Любоконский, ехавший к родным в отпуск. Этот молодой офицер оказал мне огромную услугу и своим милым обществом, облегчавшим мое самочувствие, и своими заботами обо мне во все время пути.

Поезд опоздал на шесть часов. После томительного ожидания, в половину одиннадцатого мы, наконец выехали».

Поздно вечером 19 ноября (2 декабря) генерал Л. Корнилов простился с выстроившимся солдатами Георгиевского батальона, поблагодарил своих «тюремщиков» за исправное несение службы, и выдал в награду 2 тысячи рублей. Они ответили пожеланием счастливого пути и проводили его криками «Ура!». Офицеры караула капитан Попов и прапорщик Гришин присоединились к отправлявшимся в поход текинцам.

В час ночи, Текинский полк во главе с генералом Корниловым, перейдя по мосту Днепр, скрылся в ночной тьме.

На следующий день 20 ноября (3 декабря) в городе Могилеве, через восемнадцать часов после освобождения быховских узников, изуродованный труп генерала Н. Духонина был брошен под товарный вагон. Арестовавший генерала новый главковерх прапорщик Н. Крыленко заверил Духонина, что тому ничего не угрожает, однако, уже через пару часов озверевшая толпа матросов растерзала его и долго глумилась над трупом. Обезображенные останки генерала несколько дней валялись под окнами вагона большевистского верховного главнокомандующего. Толпа, совершившая самосуд, расползлась по вокзалу в поисках других чинов штаба. Долго потом в народе гуляло присловье: «Отправлен в ставку Духонина», то бишь расстрелян…

В тот же день 20 ноября (3 декабря) 1917 года по всем железным дорогам в округе Могилева был разослан циркуляр председателя Всероссийского исполнительного комитета Союза железнодорожных рабочих и служащих (ВИКЖель) адвоката Милицкого. В котором говорилось: «Сегодня ночью из Быхова бежал Корнилов с четырьмя сотнями текинцев, и направился к Жлобину, на юг. Предписываю всем железнодорожникам принять все меры к задержанию Корнилова и об аресте меня уведомить…».

21 ноября (4 декабря) к председателю Чрезвычайной следственной комиссии полковнику фон Раупаху явился большевистский народный комиссар юстиции Пётр Стучка и потребовал от него объяснений по Быховскому делу. Раупах ответил, что никакого приказа об освобождении генералов комиссия официально не издавала, а держать под арестом людей, совершивших преступление против власти, которой уже нет, с юридической точки зрения – неправомерно. Благодаря личному знакомству со Стучкой, военный следователь фон Раупах избежал ареста, эмигрировал в Финляндию, где умер в 1943 году.

22-23 ноября 1917 года генералы А. Деникин, С. Марков, А. Лукомский и И. Романовский разными путями оказались на Дону в районе формирования Добровольческой армии. Атаман Всевеликого войска Донского генерал А. Каледин принял быховцев, но посоветовал временно уехать с Дона – ведь их имена все левые связывали с «корниловщиной» и контрреволюцией. Атаман не настаивал на отъезде, но при возможности просил где-нибудь переждать. А. Лукомский уехал на Терек. А. Деникин и С. Марков – на Кубань.

Что касается Л. Корнилова, то на Дон он добрался спустя 17 дней после освобождения из Быховской тюрьмы. Так, весь первый день похода Текинский полк шел без остановок, что бы как можно дальше отойти от могилевского района. В последующие шесть дней полк преодолел 300-350 верст, прорываясь через засады, отрываясь от красногвардейских отрядов и в топком полузамершем болоте теряя лошадей.

На седьмой день, около двух часов дня подразделения полка подошли к линии Московско-Брестской железной дороги около станции Песчаники и при пересечении железнодорожного полотна попали под орудийный и пулеметный огонь бронепоезда.

28 ноября (10 декабря) генерал Л. Корнилов приказал остаткам полка двигаться самостоятельно, а сам с группой в одиннадцать офицеров и 32 всадников на лучших лошадях пошёл на юг на переправу через Десну, в направлении Новгорода-Северска. В пути следования его отряд время от времени натыкался на засады, обстреливался и, наконец, 30 ноября (12 декабря) пришёл в Погар.

Считая бесцельным подвергать в дальнейшем риску преданных ему офицеров, Лавр Георгиевич наотрез отказался от их сопровождения и решил продолжать путь один. Как запишет впоследствии А. Деникин: «В сопровождении офицера и двух всадников он, переодетый в штатское платье, отправился на станцию Холмичи и, простившись с ними, сел в поезд, отправлявшийся на юг».

В Новочеркасск Лавр Георгиевич прибыл в начале декабря 1917 года и сразу же влился в созданную генералом М. Алексеевым организацию, ставшую через месяц ядром Добровольческой армии.