Последний поход полковника Чернецова.
Ровно 104 года назад, 2-го февраля 1918-го года начался последний поход партизанского отряда главного вдохновителя и героя антибольшевицкой борьбы на Дону полковника Чернецова, трагически закончившийся в бою под станицей Глубокой 3-го февраля.
После того, как партизаны Чернецова 30-го января разгромили на станции Лихая многократно превосходящие силы большевиков, выставивших против порядка 250-и белогвардейцев только из наиболее боеспособных частей Саблина свыше 1000 штыков и это не считая полуразложившихся полков, а также после позорного бегства из Каменской красный Донревком срочно запросил помощь из Москвы.
Подтелков уже не был столь самоуверенным, а Саблин вовсе пребывал в подавленном состоянии, ведь попытка с тыла нанести поражение отряду Чернецова обернулась тем, что партизаны развернувшись, с ходу контратаковали в лоб и разгромили наголову 3-й Московский полк, изрядно при этом потрепав еще и Харьковский, в руки партизан попал вагон со снарядами и 12 пулеметов, катастрофа была полной.
В панике красные ожидали подкрепление, а Чернецов не теряя времени, атаковал вполне боеспособную группу Голубова, сформированную тем из разбежавшихся из Каменской полков на базе крепкого 27-го полка. Бросив обоз и артиллерию, красные бежали.
Тем временем остатки разгромленной группы Саблина в большей части ввиду полной потери боеспособности были разоружены и отправлены обратно в Москву, на замену им пришел Воронежский полк Петрова.
Первого февраля в Каменской состоялось офицерское совещание, на котором было принято решение поддержать предложение сотника Линькова и в результате дерзкого маневра ударом со степи захватить станицу Глубокую, однако силы были уже слишком неравны. Голубов успел объединиться с полком Петрова и представлял серьезную опасность для поредевших в ходе прошлых победных боев партизан.
Стоит сказать, что на момент последнего похода полковника Чернецова его отряд начитывал не более 200 человек, из которых две сотни партизан (одна из сотен, 4-я сотня была сформирована в Каменской из студентов и насчитывала менее 50 человек), 4-я офицерская рота полковника Морозова, а вернее все, что от него осталось и орудие поручика Казанли 1-й юнкерской батареи на конной тяге.
Также в отряд Чернецова входил пеший взвод подполковника Миончинского, прикрывавший в бою артиллеристов. Сопровождали партизан доктор и две молоденькие девочки-медсестры, о дальнейшей судьбе которых после похода к сожалению ничего не известно.
Вышел партизанский отряд из станицы Каменской в девять часов утра 2-го февраля, перед этим полковник Чернецов лично провел разведку на своем автомобиле, вооруженном двумя трофейными пулеметами.
К станице Глубокая планировалось выйти примерно в 14/15 часов дня и сходу ее атаковать, Чернецов с сотней партизан и остатками офицерской роты должен был обойти с тыла, а оставшиеся силы под командованием Лазарева должны были одновременно атаковать в лоб.
Однако ввиду снежных заносов, которые трудно преодолевать артиллерии и других объективных причин, подошли партизаны к станице только в четыре часа дня. Уже начинало темнеть, а Чернецов все еще не знал, атаковал ли Лазарев красных или дожидается его.
Поэтому вместо отдыха полковник отдает приказ сходу атаковать Глубокую. В полный рост партизаны и офицеры идут в атаку, планируя ударить в штыковую. Одновременно артиллерийский огонь по станице открывает единственное орудие Миончинского, в ответ бьет целая батарея красных, к тому же внезапно орудие выходит из строя, а починить его не удается. На этом беды не заканчиваются, перестают стрелять все три пулемета, а атаки Лазарева все нет и нет.
В такой ситуации не спасает даже неожиданность, которой пытался воспользоваться Чернецов, партизан слишком мало по сравнению с красными, которые превосходят их по численности и огневой мощи как минимум в десять раз. И все же партизаны в штыковой атаке берут поселок и продолжают наступление на станицу, потери растут, в низине их еще плотно накрывают оружейным огнем красные и становится ясно, что Глубокую при таких раскладах Чернецову сейчас уже не взять.
Попав под шквальный огонь, вчерашние студенты и школьники снова становятся испуганными детьми, но они не бросают оружие и с боем остатки партизан выходят к костру, который разжег Миончинский, на протяжении нескольких часов вокруг Чернецова собирается порядка сорока-пятидесяти партизан, ни одного офицера из роты Морозова так не вернулось, их судьба не известна, также нет связи с сотнями Лазарева.
В такой ситуации надо уходить, Чернецов сам лично уезжает на поиски ночлега и уже поздней ночью остатки партизанского отряда заходят на маленький хутор, где располагаются в доме местного старика, спят мальчишки сидя, но это им не мешает, сон буквально срубил партизан. Только Миончинский и Казанли пытаются на улице починить орудие, в результате это под утро им сделать удается.
С рассветом Чернецов так и не получив никаких сведений от Лазарева, который как потом оказалось, вышел во второй половине дня к Глубокой, но не дождавшись атаки Чернецова, принял роковое решение вернуться в Каменскую для того, чтобы выяснить, что произошло.
Сам же полковник понимает, что в такой ситуации атаковать повторно невозможно и приказывает отступать к Каменской. Однако тем временем прибегает на хутор, сбежавший из плена партизан, который докладывает о большом скоплении красных у мельнице, на что Чернецов решает открыть напоследок огонь из орудия по большевикам.
Снаряды ложатся точно, красные несут большие потери, но упущено время и большевики бросаются в погоню. Хотя в данной ситуации я бы не стал винить Чернецова, он наверняка понимал, что делает. Да и я не думаю, что красные просто так не стали бы искать отряд своего злейшего врага для того, что добить обескровленных партизан.
Так или иначе, но чернецовцы уходят из хутора по бездорожью, пытаясь оторваться от возможного преследования, о котором они с точностью еще не знают, но догадываются, однако успевают преодолеть всего два-три километра, когда их нагоняет отряд Голубова и конная батарея.
По воспоминаниям легендарного казачьего поэта Туроверова, вначале над их головами засвистели пули. В ответ он и еще несколько партизан поскакали в догонку за стрелявшими, нагнав красных, они застрелили одного и нападавших и обнаружили, что он одет в казачьи шаровары.
Стало ясно, что это казаки-предатели Голубова. Василий Михайлович получив об этом донесение от юнкеров, приказал вначале проверить и, если это казаки Голубова, то предложить им пропустить его отряд без боя, а если обычные красные бандиты, то немедленно вступить в бой.
Однако большевики сразу открыли ураганный огонь, пытаясь отрезать Туроверов от отряда и партизанам пришлось принять бой, красные буквально расстреливали чернецовцев, окруживших своего командира. Под будущим легендарным поэтом был убит конь, у партизан заканчивались патроны. Чернецов послал Николая Туроверова в хутор, собирать стариков, а сам решил отступать в железной дороге.
Однако на хуторе тот был схвачен сторонниками большевиков, а тем временем бой продолжался. Стоит сказать, что в самом его начале орудие Миончинского было выведено из строя прямым попаданием, по словам Туроверова, он видел, как медсестры бросились к раненым.
Чернецов понимал, что сорок-пятьдесят мальчишек-партизан не могут сдержать лавину конницы и артиллерию красных. Ощетинившись штыками, остатки отряда начали отступление к железной дороге в надежде на помощь из Каменской, орудие пришлось бросить, по грязи и далее по оврагу лошади не могли его протащить.
Миончинский снял орудийный замок и другие детали, перевернул орудие в грязь и догнал уходящих партизан, которые вскоре оказались в полном окружении, выходы из балки блокировали красные. Чернецов понимал, что все кончено и на этот раз ему уже не удастся уйти. Поэтому он отказ приказ Миончинскому и остальным конным юнкерам идти на прорыв, а сам с партизанами остался прикрывать.
Миончинскому и порядка двадцати человек удалось прорваться и ускакать в Каменскую, вместе с ними спаслась и одна из медсестер. Подполковник ввел большевиков в заблуждение, размахивая белым платком и те подумали, что он сдается, а потом уже было поздно и гнаться за удаляющимися юнкерами они не стали, сосредоточив все силы против Чернецова, который был по словам Деникина душой обороны Дона, которая вместе с ним покинула защитников Дона.
И вот, легендарный и неуловимый доселе Чернецов был окружен и готовится принять свой последний бой, его партизаны рассредоточились вдоль скатов оврага, а юнкера расположились вокруг самого полковника. Голубов будучи опытным командиром, полагал, что имея в своем подчинении свыше пятисот всадников и конную батарею, ему не представляется сложным уничтожить около сорока пеших мальчишек-партизан пусть и во главе с непобедимым Чернецовым.
Однако первую атаку партизаны отразили, они подпустили всадников ближе и почти в упор дружным залпом опрокинули атакующих, которые в панике и замешательстве развернув коней, бежали обратно. Понимая всю тяжесть ситуации, чтоб подбодрить и таким образом наградить своих партизан Чернецов поздравил всех с производством в прапорщики. На что юнкера и партизаны ответили дружным "Ура!".
В тот же момент красные готовились к повторной атаке, разозленный неудачей Голубов бросил с удвоенным рвением свой отряд на чернецовцев, но все повторилось снова, только на этот раз полковник поздравлял своих орлов с производством уже в подпоручики.
Голубов был просто взбешен, в те времена еще считалось, что сражаться в пешем строю с конницей невозможно и хотя подчиненные Голубова были предателями, повернувшими оружие против собственных братьев, но по выучке они оставались казаками. Тем более перед боем бывший офицер Голубов отобрал только самых надежных и лучших из всего 27-го полка и остатков других менее успешных полков.
Таким образом самовлюбленный несостоявшейся атаман Голубов (Голубов не был идейным большевиком, еще весной он претендовал на роль атамана, но проиграв с треском Каледину, переметнулся позже к большевикам, где искал собственной власти) ничего не хотел слышать и видеть, только вперед. И красные поскакали в атаку в третий раз.
Чернецов выстроил оставшихся в живых партизан и юнкеров. Мальчишки напряженно вцепившись в винтовки, смотрели на приближение врага. Уже казалось, что еще немного и засверкают шашки, снося головы чернецовцев, но в этот момент раздалась резкая и громкая команда полковника Чернецова "Огонь!" и, плотный залп в третий раз опрокинул лавину красной конницы. Белогвардейцы стреляли снова и снова по большевикам, которые не выдержав огня, спешились и подобрав раненных с убитыми, залегли на холмах, обстреливая издали находящихся в овраге чернецовцев.
Полковник поздравляет всех с производством в поручики и после продолжительного "Ура!", собрав вокруг себя остатки отряда, отдает приказ идти на прорыв к станице Каменской. Чернецовцы начинают подниматься по склону оврага на противоположную сторону от залегших красных, но уже при выходе из оврага Василий Михайлович получает ранение в ногу, он не может больше идти, но дает отказ на предложение юнкеров сесть на коня, тем более их больше нет.
Перевязав своего командира, партизаны и юнкера залегли, облепив его со всех сторон и приготовились с честью умереть. Уходить было некуда, в открытой степи для конницы по одиночке каждый из них стал бы легкой добычей, а лежащих на склоне еще легче было расстрелять прямой наводкой из артиллерийской батарей, да и патроны были уже на исходе. Все это понимал Чернецов, понимали и его храбрые мальчики.
На какое-то время над место сражения повисла тишина, затем прозвучало несколько криков. Сейчас уже вряд-ли можно точно восстановить картину произошедшего и то, как начались переговоры. По одной из распространенных версий кто-то из "казаков" Голубова первым предложил прекратить проливать кровь, затем к окруженным партизанам стали подходить группы спешившихся конников красных.
Больше уже никто не стрелял, чернецовцы также молчали, не открывая огня, в противно случае будучи полностью открытыми для врага, они не прожили бы и десяти минут, да и против них были не матросы, присланные с флота и не комиссары из Москвы, а так как все это происходило еще до окончательного ожесточения, то оставалась надежда на то, что удастся договориться, сохранив жизнь и свободу.
Прискакал и сам Голубов, он клятвенно обещал, что никого из партизан и юнкеров не тронут, а лишь сопроводят до станицы Каменской и отпустят, при этом Голубов давал "слово офицера", уже им не являясь.
Поверили ему партизаны или нет - сложно сказать, ну да выбора у них уже и не было, подошедшие в плотную красные, нахлынули толпой с задних рядов и было прекратившие огонь, партизаны оказались в плену, мгновенно превратившись из "братьев", которых якобы не хотели убивать подчиненные Голубова в пленных врагов, в отношении которых тут же зазвучали угрозы и призывы к расправе на месте.
Избивая ногайками, красные заставили пленных раздеться до белья, после чего вопреки обещаниям сопроводить в Каменскую погнали обратно в станицу Глубокую. Вместе с остатками отряда шел и Туроверов, который вместе с доктором Гусевым был схвачен на хуторе и едва не забит до смерти. Красные отобрали у него лошадь и уже потребовали раздеться, чтобы забрать одержу и добить, но Голубов приказал прекратить самосуд и гнать вместе с остальными в станицу.
Некоторые партизаны пытались сопротивляться, понимая, что их хотят передать комиссарам. Они ложились на землю и отказывались идти, некоторые из числа самых молодых мальчишек просили убить сразу, но голубовцы избивая прикладами, поднимали их. При этом некоторых мальчишек вместо лошадей заставили тащить сани с заклинившими пулеметами. Остальные молча плелись, оставляя кровавый след.
Раненый полковник Чернецов ехал вслед за Голубовым, выставив простреленную ногу чуть вперед и полузакрыв глаза, он не обращал внимание на оскорбление окружавших его предателей. Однажды один из красных с бранью даже замахнулся нагайкой, чтобы ударить полковника, но Голубов его остановил, как бы в издевку с видом победителя напомнив тому про три ранения и награды Чернецова.
В этот момент прискакали несколько всадников и сообщили о том, что оставшаяся часть отряда Чернецова наступает на Глубокую. Голубов снова обрушился на пленных с бранью и угрозами, требуя от Чернецова под страхом смерти приказать прекратить наступление, а в замен обещал не отдавать пленных в руки комиссаров и судить своим судом.
Чернецов в ответ написал записку и отправил к наступающим партизанам доктора и одного из юнкеров, таким образом спасая им жизнь, Туроверов позже вспоминал то, как они все с надеждой смотрели в спину удаляющихся всадников, желая передать с ними родным последние слова. Однако наступление не прекратилось.
К тому моменту отряд Голубова с пленными уже вышел к железной дороге и было видно, как артиллерия красных вела огонь по наступающим партизанам. Одновременно прискакал Подтелков, которому Голубов передал захваченных чернецовцев и ускакал в станицу. Грузное лицо Подтелкова было покрыто потом, изрыгая проклятия, он засверкал шашкой над головой полковника, угрожая немедленно порубить всех пленных, если наступление не прекратится, а конвоиры вновь начали избивать мальчишек, которые и так уже едва держались на ногах от холода, усталости и постоянных избиений.
Туроверов шел пошатываясь и держась за седло лошади Чернецова, который в ответ на проклятия и угрозы Подтелкова спокойно предложил послать еще раз записку с приказом немедленно прекратить наступать и более громко, чтобы слышали красные приказал Туроверову передать категорический приказ о прекращении атаки на станицу Глубокую, после чего нагнулся якобы для того, чтобы поправить повязку и тихо добавил: "Наступать, наступать, и наступать!"
Однако передать этот приказ Туроверов не успел, в этот момент вдалеке появились трое всадников. Чернецов понимал, что это красные из отряда Голубова, но воспользовавшись тем, что Подтелков стал спрашивать у всадников кто они такие, не дожидаясь ответа, с силой ударил Подтелкова наотмашь по лицу и закричал: "Ура, это наши!"
Подтелков как сноп сена рухнул в снег, а Чернецов пришпорив коня здоровой ногой, рванул в степь. Какой-то мальчишка выбив и седла красного, вскочил на коня и с криком "Ура! Генерал Чернецов!", поскакал за следом. Также бросились вначале в атаку на разбежавшихся конвойных, а затем в рассыпную партизаны и юнкера.
Большинству удалось уйти, пока большевики не опомнились и не бросились за ними, но были и те, кого догнали и изрубили, некоторых схватили снова, но они позже ночью убежали от спящих конвойных.
Позже Туроверов писал, что в тот момент он не чувствуя боли, бежал прочь по железной дороге, с радостью осознавая, что живой. Однако красные быстро поняли, что произошло и бросились в погоню, сам Туроверов прыгнул в узкую железнодорожную канаву, где и спрятался от подоспевших большевиков, которые шашками тыкали в разные стороны, но слава Богу, так и не достали будущего знаменитого поэта.
Некоторым повезло меньше, они приняли в темноте эшелон с красными за подошедший им на помощь из Каменской и бросились к нему, а когда стало ясно, что они ошиблись, то было уже поздно. Израненные мальчишки с голыми руками бросались на пулеметчиков, позже их так и нашли лежащими вместе с задушенными и заколотыми красными.
Все оставшиеся в живых и успешно ушедшие от преследования, в том числе Туроверов, вышли к своим и были подобраны Лазаревым. Сам полковник Чернецов судя по всему подумал, что станица Каменская уже в руках у красных и ускакал в Калитвенскую, из которой он был родом.
Царствие небесное и вечная память всем воинам партизанского отряда полковника Чернецова, павшим в борьбе с предателями и врагами свободного Дона и России. Ваша память жива, а значит живы и вы.
Денис Романов.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума