Гражданская война в России, 1918-1922.

Что дал России "Великий Октябрь"?

Этот аналитический обзор подготовил к очередному юбилею Октября журнал "Посев". Тем, кто в теме, само название о многом говорит. И результаты предугадать нетрудно. Из сказанного антисоветчиками, которые ко времени написания остались без работы, поскольку Советская власть кончилась, не все разделяя, редакция считает, что есть смысл текст прочитать - в нем есть пища для размышлений.

Искалеченная экономика

В 1931 году Сталин подсчитывал, на сколько лет мы отстали от передовых стран и изрек: “Мы должны преодолеть это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут”. Но из-за ленинских экспериментов страна лишь к 1928 году вернулась на уровень 1916 года, а через 10 лет, с нечеловеческим напряжением, приблизилась (далеко не по всем показателям!) к уровню, которого бы достигла и без революции.

Доселе бытует миф, что коллективизация якобы была необходима, чтобы перебросить ресурсы из сельского хозяйства в тяжелую промышленность. На самом деле ресурсы в сельском хозяйстве были уничтожены, а никуда не переброшены. Наоборот, падеж лошадей заставил срочно перебросить из промышленности в сельское хозяйство множество тракторов, которые при нормальном развитии могли быть поставлены значительно позже. Коллективизация была актом политическим, который экономике принес только вред. Современный математический анализ показывает, что даже развитие в рамках НЭПа (не говоря о дореволюционном) могло бы дать стране к 1940 году более высокий уровень жизни и больше самолетов и танков, чем коллективизация и пятилетки.

Тем не менее, командная система сумела мобилизовать ресурсы и первые 30 лет давать высокие темпы роста. Но постепенно избыточные ресурсы иссякли, а объем и сложность хозяйства возросли настолько, что командными методами с ним стало справляться трудно. С 1960-х годов темпы падают, несмотря на растущие капиталовложения. Недавние исследования Мирового банка освещают причины. Основой служит сравнение темпов роста в СССР со 193 странами, по которым есть данные об уровне доходов, росте населения, распространении среднего образования и доле капиталовложений в валовом внутреннем продукте. Эти показатели, в особенности последние два, были в СССР высокими. Следуя опыту 193 стран, среднегодовой экономический рост в СССР за период 1960-89 должен был составить 4,7 %. Фактически он составил 2,36%. Такова была мера неэффективности планового хозяйства. Высокий уровень образования и гигантские капиталовложения наполовину пропадали впустую. В этом главная причина нашей сегодняшней бедности.

У плановой экономики не было рациональных критериев размещения ресурсов - а именно рыночных цен на труд, на капитал, на энергию, на землю, на предпринимательский талант. Потому расходовались они безрассудно. Рыночных цен не было, во-первых, из-за абсурдной марксистской теории, что только вложенный труд определяет стоимость чего-либо. Нужен ли он или нет -неважно, а то, что не требует труда (выгодное месторасположение, блестящая идея, нетронутая руда) - не стоит ничего. Во-вторых из-за того, что они требуют “голосования рублем” производителей и потребителей на рынке. Это несовместимо с тотальной властью: ей надо самой решать, кому что давать и что сколько стоит. В частности для того, чтобы отдавать львиную долю лучших ресурсов страны на вооружение.

В результате к 1990 году в России сложилась перекошенная структура экономики:

1) Непомерно раздутый сектор промышленности и строительства, где было занято 42% населения (в США 23%);

2) Малопроизводительный сельскохозяйственный сектор, где было занято 13% населения (в США 3%),

3) Совершенно неразвитая торговля, где было занято только 8% населения (в США 21%) и 4) недостаточно развитый сектор услуг (29% занятых против 46% в США). Только транспорт и связь по занятости соответствовали международному уровню (около 8%), но там были свои перекосы: очень трудоемкие железные дороги, неразвитый автотранспорт и технически крайне отсталая связь. Примерно одна пятая страны работала на военные нужды. Такой милитаризации не было нигде.

Конечно, США находятся на ином уровне развития, и приведенные здесь цифры нам не указ. Они лишь намечают направление, в котором нам предстоит двигаться. Те, часто крайне болезненные сдвиги, которые начались после 1992 года, в основном в этом направлении и шли: отток рабочей силы из промышленности, прилив в торговлю и услуги. В обратном направлении шло только сельское хозяйство, где занятость увеличилась потому, что оно приняло часть оттока из промышленности.

Еще более уродливой оказалась структура хозяйства по размерам предприятий. На промышленных предприятиях с численностью занятых менее, чем 500 человек, у нас работает 24,2%, а в США - 65,1%. Налицо концентрация производства в руках немногочисленных гигантов (которыми при командной системе было легче управлять) и недостаток малых предприятий, которые в рыночных условиях господствуют. Здесь нам предстоит еще двигаться очень далеко, как за счет разукрупнения больших, так, главное, за счет создания новых малых предприятий.

При административных ценах и командном распределении ресурсов, денежной системы фактически не было. Рубль был как бы талоном на получение предусмотренных планом товаров, но он не был обеспечен реальной товарной массой. Зарплата последние годы советской власти росла, но на нее нечего было купить. Неиспользованные деньги люди клали в банк воображая, что у них сбережения. Когда в январе 1992 года цены были отпущены и платежеспособный спрос уравнялся с реальным предложением товаров, выяснилось, как мало на самом деле стоит рубль. В “обесценении сбережений” стали винить реформаторов. Но виноваты были не они, а советская власть, обманывавшая народ дутыми сбережениями. Денежную систему пришлось создавать с нуля.

Когда, несмотря на резкую инфляцию, деньги стали реальными (то есть, стали уравновешивать спрос и предложение), они первым делом хлынули в торговлю (в том числе в торговлю деньгами, в ранее не существовавшее банковское дело). Там без больших затрат легче всего было получить прибыль. Вопреки социалистическим предрассудкам, это явление было благотворно. В считанные месяцы исчез дефицит, мучивший людей десятилетиями, за несколько лет неузнаваемо преобразился облик страны. Торговля привлекла рабочую силу из менее прибыльных отраслей и показала промышленности, на что есть спрос, а на что его нет.

Выяснилось, что большая часть гражданского производства - по ценам, которые предприятия запрашивают - никому не нужна. Потребитель предпочитает импорт. Конкурировать с импортом оказалось нелегко - не было ориентации на нужды пользователя, не было культуры и традиций производства, не было нового оборудования, не было системы сбыта, не хватало предпринимательского таланта. Все это дается с трудом и медленно, и субсидии здесь не помогут. Надо снижать затраты, а субсидии этому только мешают. Надо осознать, что советская власть создала ненужную промышленность ненужных вещей и начинать сначала, опираясь на спрос, на запросы торговли. И, учитывая нехватку капитала, развивать прежде всего малые предприятия, в частности, опирающиеся на сельскохозяйственное сырье, что поможет поднять сельское хозяйство. А среди промышленных гигантов останутся те, которые или научились продавать за границу излишки газа, нефти, металлов и военной техники, или скооперируются с иностранными фирмами для выпуска на отечественный рынок пользующихся спросом изделий.

Искалеченные души

Хваленая коммунистами “советская цивилизация” едва ли создала “нового человека”, но сильно исказила психику людей. Террор первых четырех десятилетий советской власти наложил на людей отпечаток страха, который и по сей день до конца не изжит. Страх приучил людей говорить одно, думать другое, делать третье. Страх приучил “не высовываться”, не брать на себя ответственности, не проявлять инициативу. Страх породил безразличие и апатию, психологию подопечности и безответственности, где за все отвечает начальство, которое “обязано обеспечить”, а мы “люди маленькие”

Более того, “советская цивилизация” с первых своих дней учила людей, что убивать ради “дела” - можно. Она 74 года учила людей, с одной стороны, что вся собственность - общая, с другой - что не своровав, не проживешь, а следовательно и воровство то в общем не воровство, а честным быть может только глупый. Она все эти годы отучала людей от убеждений, приучала их цинично относиться к идеям как инструменту, который можно менять, как отвертки. Она учила, что важен не результат, а отчет, и создала уникальное в мире распространение халтуры.

Не надо удивляться, если власть, которую в 1918 году насаждали отъявленные преступники, оставила после себя след преступности. Сегодня за это приходится нести не только моральные, но и чисто экономические издержки, как например, содержать армию в 60 тысяч частных охранников.

Чтобы выжить, каждый вынужден был думать прежде всего сам за себя, глядя вверх на начальство с подобострастием и вниз на подчиненных с пренебрежением. Правило “приятно быть важным, но еще важнее быть приятным” было чуждо советскому обществу. Не принято было рассматривать начальство и подчиненных как равных, смотреть не вверх и не вниз, а горизонтально. Каждый каждому был соперник, господствовало недоверие, подсиживание, подозрительность, мнительность и сварливость. Страхом, доносами, возвеличением подлости власть стремилась превратить людей в аморфную, и потому управляемую массу, раздробить общество, изолировать людей друг от друга. Общество было распылено и распылена была воля к совместному действию, разрушалась человеческая солидарность, разрушалось доверие..

За разрушенную солидарность тоже приходится платить - хотя бы тем, как трудно найти надежных партнеров для частного предприятия, тем, что нет устойчивых и широких политических объединений (поскольку каждого политика интересует прежде всего его собственная персона), тем, как медленно развивается общественная самодеятельность и благотворительность.

Вопреки всем мифам о “морально-политическом единстве” народа и власти, власть коммунистического государства всегда рассматривалась народом как начало чуждое и враждебное. Отношение к советской власти, которую надо было обманывать и обкрадывать, сегодня переносится на любую власть. Отсюда двуличие и двойная бухгалтерия, которые сохранились и в отношении к законам (они существуют для того, чтобы их обходить), и к статистике (пишем одно, на самом деле другое)и, особенно, к налогам. Инерция противостояния государству и недоверия к нему сохранилась (увы, порою весьма обоснованно!) и затрудняет отстройку нормальных государственных учреждений.

Обосновано это недоверие психологией многих власть имущих - от милиционера до министра - рассматривающих порученную им власть как личную собственность. “Злоупотребление властью состоит в том, что орган власти осуществляет предоставленную ему функцию в своем личном интересе”, превращая зависимость от государства в зависимость “от субъективного произвола отдельных органов власти, эксплуатирующих государство” писал Н.М. Коркунов (Коркунов, Н.М. Русское государственное право. Изд. 5-е. СПб, 1904 т.1. с.355.)

Понятие “конфликта интересов” - личных и общественных - в послесоветской России еще далеко не осознано. Власть 74 года отучала людей от денег и сделала их очень падкими на них, когда деньги появились.

Пренебрежение к человеку было господствующей антиценностью коммунистического периода - и на войне, и в тюрьме, и на производстве. Оно продолжает жить во множестве бытовых деталей - от открытых люков посреди тротуаров и неубранной гололедицы - до обращения с просителями в учреждениях социального обеспечения. На пренебрежение к нему человек отвечал пренебрежением к самому себе: высокие показатели потребления табака и алкоголя и производная от них высокая смертность - тоже наследие “советской цивилизации”, равно как и множество неврозов, которым суждено остаться без диагноза и без лечения.

Ни один из этих вопросов душевного здоровья нации не поддается простым решениям - все требуют длительного времени и опыта жизни в условиях свободы и ответственности. Когда люди жалуются, что цены у нас теперь мировые, а зарплата - ниже прежней, они забывают, что зарплата зависит от производительности труда. А производительность общества, которое себе непрерывно само ставит палки в колеса бюрократическими барьерами, преступностью, отсутствием солидарности - его суммарный “коэффициент полезного действия” не будет высоким, пока это наследие коммунистического периода не изжито.

Егор Яковлев про фильм "Революция: западня для России"