Гражданская война в России, 1918-1922.

«ГАЙДАРОВСКИЙ» ЭПИЗОД

В отличие от усиленно насаждавшегося в годы Советской власти представления, что чуть ли не главную роль в ликвидации «банды» Соловьева сыграл будущий известный детский писатель Аркадий Гайдар (Голиков), в действительности его реальная роль третьестепенна. Аркадий Голиков прибыл в Енисейскую губернию 19 марта, в Хакасию — 29 марта 1922 года. Если и можно говорить о каких-то результатах его «деятельности», то они сводятся к тому, что местное население еще больше стало не доверять властям. «Соловьев, когда узнал о Голикове, — вспоминал Алексей Васильевич Янгулов, — о том, что тот рас-стреливал без суда и следствия хакасов и спускал под лед, сказал: «Теперь хакасы все ко мне в отряд придут, больше никто не поверит чоновцам». Да и правда многие солдаты красные убежали и хакасы тоже к Соловьеву, любили его, спасались от смерти…»11а.
Конечно, хакасские тахпахи не исторический источник, но, как говорится, из песни слова не выкинешь:
Тихим ветром дышала страна матерей,
Журчала реками наша страна,
Полной чашей была страна матерей,
В крови и пепле лежит она.

Опустошил ты землю красивую нашу,
Кровью ты залил ее, Аркашка.
Направо, налево ты стреляешь и рубишь,
Мой добрый народ беспощадно ты губишь.

Отольются тебе наши стоны и плач,
Голиков — палач.
Отольются тебе все слезы наши,
Будь ты проклят, палач, Аркашка.
Вспоминает Петр Николаевич Конгаров12:
— Голикова я встречал весной 1922 года, когда он с отрядом побывал в нашем аале Пора-чул. С собой чоновцы привезли двух арестованных пастухов у которых соловьевцы зарезали пять баранов и, наполнив арчимахи (кожаные сумки) бараниной, скрылись. Перед отъездом пригрозили — если донесут, найдут и расправятся. Их, отъезжающих, чоновцы видели, но преследовать не стали, хотя отряд насчитывал почти сорок человек, а соловьевцев было пятеро. Вместо этого они арестовали пастухов — Савалина Рудакова и Кирилла Кичеева. И стали допрашивать: «Кто был?». Те отвечали: «Никого не было». Их избили и привезли в наш аал. Весь отряд разместился в доме, где жила наша семья, отец у нас разводил коней, и вечером наши женщины приготовили им обильный ужин. Связанных спиной друг к другу пастухов посадили на пол в одной из четырех комнат, где разместились на ночлег. Весенняя ночь коротка, но на рассвете Кириллу все-таки удалось освободиться от веревки, он помог Савалину. Они выбрались во двор, прошли за амбары, переплыли речку и двинулись к лесу. К несчастью их заметил красноармеец, вышедший справить нужду и поднял тревогу. Савалина, с трудом бежавшего из-за побоев, пристрелили около ручья, а Кирилл успел скрыться в лесу. Расстроенный Голиков вернувшись в наш дом, сел на перила крыльца, вынул из деревянной кобуры маузер и стал стрелять голубей, сидевших на фли-геле. Правда, попасть не мог. Я попросил комбата прекратить стрельбу, так как в флигеле лежала наша больная мать. Он посмотрел на меня презрительно, но стрелять пере-стал.
— Сколько Вам тогда было лет, Петр Николаевич?
— Мне шел восемнадцатый, а Голикову было 18 лет… Потом я узнал, что Голиков вновь поехал искать подпаска Кирилла Кичеева. Но его не нашли, а арестовали отца Кирилла и у озера Чирим расстреляли старика… Характерно, что к моей сестре учителя несколько раз при-водили школьников, чтобы она им рассказала о любимом детском писателе Гайдаре. Все знали, что отряд Голикова был у нас. А что она могла сказать? Никто не осмеливался рассказать о трагедии с пастухами. Сестре не хотелось разочаровывать детей, да и учителя могли бы не поверить, а донести в соответствующие органы…
Всего лишь два месяца с небольшим пробыл будущий Гайдар в Хакасии. После многочисленных жалоб губернским властям, был отозван и уже 3 июня 1922 года было заведено «Дело №274 по обвинению быв. командира войск ЧОН Т. Голикова Аркадия Петровича в должностных преступлениях, выразившихся в самочинных расстрелах». В заключении по делу №274 командующий ЧОН губернии В. Какоулин писал: «Мое впечатление: Голиков по идеологии неуравновешенный мальчишка, совершивший, пользуясь своим служебным положением, целый ряд преступлений». Был предан суду, но легко отделался, ви-димо, благодаря влиятельным защитникам из Центра. В Красноярске он писал в автобиографии: «Вследствие переутомления, вызванного 5-ти летним пребыванием на командных постах в Красной Армии, получил острое расстройство нервной системы, требующей серьезного и основательного лечения… Сейчас мне около 19 лет. Б[ывший] командир 58 отд. полка армии по подавлению восстаний — ГОЛИКОВ»13.
И если говорить о том, что он принес на хакасскую землю, то прежде всего широкое распространение института заложничества:
«Выписка из приказа № 014/К от 21 августа 1922 года.
Напоминание об обязательном объявлении населению района о расстреле заложников.
П. 1. За нападение на гарнизон Туима банды Соловьева и убийство ими красноармейца на руднике Юлия расстрелять заложников:
1. Аешину Александру (26 лет); 2. Тоброву Евдокию (24 года); 3. Тоброву Марию (17 лет). За убийство в с. Ужур зампродкомиссара т. Эхиль расстрелять заложников: 1. Рыжикову А. (10 лет);. 2. Рыжикову П. (13 лет); 3. Фугель Феклу (15 лет); 4. Монакова В. (20 лет); 5. Байдурова Матвея (9 лет).
П. 2. Для широкого распространения в объявлении населению сообщить только фамилии заложников (скрыв возраст! — А. А.).
Подписано:
Ком. вооруженными силами Ачминбойрайона Какоулин и замкомчонгуб Лашкевич»…
В ответ появились обращения Соловьева «Ко всему населению»:
«Советская власть вступила на новый путь борьбы с белой партизанщиной… Власть хватает и расстреливает родственников партизан. Мы всегда были уверены в том, что эта власть, кроме обмана и жестокости, кроме крови, ничего не в силах дать населению, но все-таки полагали, что власть принадлежит хотя и жестоким, но умственно здоровым. Теперь этого сказать нельзя. Власть арестовывает партизанских родственников от семилетнего возраста. Да разве придет когда-нибудь мысль нормальному человеку наказывать семилетнего ребенка за действия сорокалетнего дяди, конечно же, нет. Но власть не только наказывает, власть убивает, уничтожает… Может ли быть более дикое распоряжение, чем то, которое делается советской властью… Мы, белые партизаны, относимся к пролитию крови отрицательно. Несмотря на соблазн отомстить Советской власти, не считаем себя вправе идти по ее пути. За сумасбродство и кровожадность родителей, мы не можем поднимать оружие против детей коммунистов, мы же будем направлять нашу борьбу против самих коммунистов, но только расстреливать их не как своих политических врагов, но как врагов России, как врагов своего народа. Есаул Соловьев. 1922 год»14.
Утверждение, что Иван Николаевич Соловьев «был один из первых борцов с тоталитаризмом»15 слишком категорично. Наверное, нет. Привнесение этого термина, возникшего в фашистской Италии в начале 20-х годов, в конкретно-историческую обстановку Хакасии, является откровенной натяжкой. Говорить о восстании и осознанной борьбе со складывающейся политической (государственной) системой, которая стремилась к полному (тотальному) контролю над жизнью каждого человека в отдельности, не приходится.
От 70 до 90 процентов «соловьевцев», по сведениям А. П. Шекшеева, составляла хакасская беднота. Власть сама создавала себе врагов и сама объявляла против них террор, вызывая стихийный протест. Документы свидетельствуют, что ей был не так страшен уголовный бандитизм, сколько протест против господства ее — власти (она называла это — «политический бандитизм»). Соловьев не был политическим деятелем. Это был русский человек, который уживется с любой властью, если она здравомыслящая. К сожалению, его личный опыт свидетельствовал, что новые порядки плодят несправедливость. Если мы примем за правду, что уже тогда его называли «императором тайги» (а не придумали кинематографисты для звучного названия известного фильма), то можем с уверенностью сказать: в «императоры» казака Соловьева короновала сама Советская власть своим неприкрытым насилием против всех не сгибающихся. Многие стали уходить в таежную «империю» — под скипетр и защиту Соловьева…